Джек был того же мнения. Он с нетерпением ожидал время, когда наконец можно будет продолжить плавание. Обыскивая как-то рундуки в капитанской каюте, он нашёл карту Средиземного моря и внимательно изучил её: он нашёл Гибралтар и проследил путь «Гарпии» до мыса Гата, а оттуда до Таррагоны. Спустя некоторое время он вызвал Мести на военный совет.

— Посмотри, Мести, я начал разбираться в карте. Вот — Гибралтар, а вот — мыс Гата и Таррагона, где мы захватили судно, и если помнишь, мы прошли мыс Гата за два дня до шторма, который отнёс нас в море. Так что мы прошли около двенадцати дюймов, и нам осталось сделать только четыре.

— Та, масса Тихоня, я всё это вижу.

— Теперь смотри, нас угнал шторм вот в этом направлении, и здесь мы видим три островка, называемые Зифиринскими, и на них нет ни одного кружочка, обозначающего поселение, а значит, они необитаемые. Как раз здесь мы и бросили якорь, так что мы находимся на Зифиринских островах, только в четырёх дюймах от Гибралтара.

— Вижу, масса Тихоня, всё правильно, только какие это чертовски длинные дюймы.

— А помнишь, Мести, на компасе, что на палубе, есть такая закорючка, — она обозначает Северный полюс, а вот это — компас со стрелкой, указывающий на север. Северный румб показывает на испанский берег, а Гибралтар лежит на пять или шесть румбов западнее. Если мы пойдём в эту сторону, мы попадём в Гибралтар.

— Верно, масса Тихоня, — ответил Мести.

— Вот, — сказал он, — это курс на Гибралтар, и как только бунт угаснет и поднимется попутный ветер, я отплыву в Гибралтар.

ГЛАВА XVI,

в которой Джек заканчивает своё плавание и возвращается на «Гарпию»

Прошло ещё несколько дней, и их ожидания оправдались — бунтовщики не выдержали. Однажды они так небрежно заткнули втулку последней бочки с вином, что та сама выскочила, и всё вино вылилось на землю, так что его остатков хватило на три-четыре дня; далее, запасы топлива у них давно истощились, и они были вынуждены есть сырую солонину: наконец, после пожара, уничтожившего их палатку по чьей-то небрежности, четверо суток подряд лил непрерывный дождь. Всё их имущество промокло насквозь, они измучились, перемёрзли и изголодались. Их страдания стали настолько невыносимыми, что виселица показалась им милее, чем гибель от голода. И вот, уступая мукам голода, они спустились к морю, там, где берег ближе всего подходил к судну, и упали на колени.

— Что я вам говорил, масса Изи? — сказал Мести. — Запыли, черти, как стреляли в нас из мушкетов. Мести хорошо это помнит.

— Эй, на судне! — закричал один из матросов.

— Что вам нужно? — спросил Джек.

— Пожалейте нас, сэр, мы просим у вас прощения! Мы хотим вернуться к своим обязанностям.

— Так мы им и поверили, — сказал Мести.

— Что же им ответить, Мести?

— Сперва поломайтесь, масса Тихоня, скажите им, чтопы они отправлялись ко всем чертям и пусть потыхают с голоту.

— Я не могу принять на борт бунтовщиков, — ответил Джек.

— Тогда наша смерть будет на вашей совести, мистер Изи, — сказал матрос, первый окликавший корабль. — Если нам предстоит умереть, мы не хотим околевать, как собаки, — вы не примете нас на судно, так акулы примут нас! Пусть лучше нас постигнет мгновенная смерть. Что вы на это скажете, ребята? Давайте все сразу бросимся в море. Прощайте, мистер Изи, простите нас хоть мёртвых, но виноват во всём рулевой Джонсон, это он подбивал нас к бунту.