- Какой ужас! Боюсь, она упряма до неразумия. Но скажите... вы ведь все о нем знаете... Что-нибудь очень скверное? Так что же?

- Что? Он скверен, как лекарство, принятое по ошибке: мерзкий вкус и только вред для здоровья.

- Хуже этого ничего быть не может, - сказала леди Четтем, с такой отчетливостью представив себе мерзкое лекарство, что ей показалось, будто она узнала какие-то подлинные пороки мистера Кейсобона. - Впрочем, Джеймс не позволяет сказать о мисс Брук ни одного дурного слова. Он по-прежнему утверждает, что она - зерцало всех женщин.

- Всего лишь великодушное заблуждение. Поверьте, крошка Селия нравится ему гораздо больше, а она умеет ценить его достоинства. Надеюсь, вам моя крошка Селия тоже нравится?

- О конечно! Она больше любит герани и производит впечатление более кроткой, хотя и не так красиво сложена. Да, кстати, о лекарствах: расскажите мне про этого нового молодого врача, мистера Лидгейта. Говорят, он удивительно умен. По крайней мере, лицо у него очень умное - такой прекрасный лоб.

- Во всяком случае, он джентльмен. Я слышала, как он разговаривал с Гемфри. Говорит он хорошо.

- Да-да. По словам мистера Брука, он в родстве с нортумберлендскими Лидгейтами - такая старинная семья. Как-то странно, когда речь идет о докторе. Мне больше нравится, когда врач стоит ближе к прислуге, и обычно такие врачи лечат гораздо лучше. Поверьте, бедный Хикс никогда не ошибался. Мне не известно ни одного такого случая. Он был груб и смахивал на мясника, но он знал мою конституцию. Его внезапная кончина очень меня огорчила. А мисс Брук что-то очень оживленно разговаривает с этим мистером Лидгейтом!

- О домах для арендаторов и о больницах, - ответила миссис Кэдуолледер, обладавшая редкостным слухом и умением схватывать на лету. - Он, кажется, филантроп, так что Брук захочет сойтись с ним покороче.

- Джеймс, - сказала леди Четтем, увидев сына, - представь мне мистера Лидгейта, я хочу посмотреть, каков он.

Любезная дама тут же объявила, что она в восторге познакомиться с мистером Лидгейтом - она слышала, как успешно он лечит горячки новым способом.

Мистер Лидгейт в полной мере обладал необходимой для врача способностью сохранять серьезный вид, когда ему говорили всякий вздор, а спокойный взгляд темных глаз свидетельствовал, что он слушает со всем вниманием. Он во всем отличался от блаженной памяти Хикса - особенно легкой изящной небрежностью одежды и речи. Тем не менее леди Четтем прониклась к нему полным доверием. Он согласился с тем, что конституция у нее совершенно особая: во всяком случае, он сказал, что конституция любого человека обладает своими особенностями, и не отрицал, что у нее она может быть совершенно особой. Он не одобрил слишком уж ослабляющую систему с избытком кровопусканий, однако не рекомендовал и частых приемов портвейна и хинной коры. Он произносил "я полагаю" с таким почтительным видом, подразумевающим согласие, что она составила самое благоприятное мнение о его талантах.

- Я очень довольна вашим протеже, - сказала она мистеру Бруку, прощаясь с ним.

- Моим протеже? Помилуйте! Да кто же это? - осведомился мистер Брук.

- Молодой Лидгейт, новый доктор. Мне кажется, он весьма искушен в своей профессии.

- Ах, Лидгейт. Но он вовсе не мой протеже, знаете ли. Просто я знаком с его дядей, и тот написал мне о нем. Впрочем, думаю, лечить он должен превосходно - учился в Париже, знавал Бруссе (*40). И у него есть идеи: хочет, знаете ли, поднять престиж медицинской профессии.

- У Лидгейта множество совсем новых идей о проветривании, диете, ну и так далее, - продолжал мистер Брук, когда, проводив леди Четтем, он вернулся к своим гостям из Мидлмарча.

- Черт побери, а вы думаете, это такая уж здравая мысль? Ломать старую систему лечения, которая сделала англичан тем, чем они стали? - сказал мистер Стэндиш.