– Это кому вы честь отдаете?

– Пушкину.

– Это который «Муму» написал.

– Ты что?! «Муму» Тургенев написал. Мальчик отходит. Останавливается. Возвращается.

– Не пойму я вас, ребята. «Муму» Тургенев написал, а вы честь Пушкину отдаете.

Хорошо известно, что Пушкин не считал себя детским поэтом. Более того, специально для детей он не написал ни одного произведения. Даже такие, как «Руслан и Людмила», «Сказка о царе Салтане» или «Сказка о попе и его работнике балде», детям не предназначались. И в то же время осваивать такой огромный материк, как Пушкин, было поручено детям. Этому способствовало создание в СССР величайшего государственного мифа о Пушкине. В 1937 году страна готовилась отметить столетие со дня гибели поэта. Мы уже коротко говорили о намечавшихся юбилейных торжествах. По этому поводу ленинградцы горько шутили: «Что ж, какая жизнь, такие и праздники» и «Пушкин был первым, кто не пережил 37 го года».

К 1937 году период идеологической размытости и неопределенности по отношению к Пушкину закончился. Дилемма: «Пушкин – защитник самодержавия» – «Пушкин – активный борец с царизмом» уже не существовала. Отныне Пушкин становился нашим, чуть ли не пролетарским поэтом. Вся мощь партийной идеологии была брошена на придание его образу хрестоматийного глянца. В значительной степени это удалось. Пушкин утрачивал естественные черты блестяще одаренного молодого жизнелюба и приобретал атрибуты умудренного опытом, нравственно безупречного хранителя окончательных истин.

Естественной реакцией детского фольклора на такое мощное внешнее давление стало неосознанное абстрагирование от личности поэта. Теперь, уже в школьном фольклоре, имя Пушкина потеряло даже свою недавнюю знаковость. Оно просто стало инструментом для сочинения смешных каламбуров. Вот только несколько курьезных отрывков из школьных сочинений, то ли, действительно написанных нерадивыми учениками, то ли придуманных взрослыми в качестве анекдотов:

«Пушкин любил вращаться в высшем обществе и вращал в нем свою жену».

«Пушкин умер от руки Диатеза».

«Пушкина убил Дантист».

Наконец это вылилось в универсальный расхожий штамп, употребление которого не требовало даже знакомства с творчеством поэта. «Кто платить будет? Пушкин?»; «Кто будет уроки делать? Пушкин?»; «Кто работать будет???» и так далее, и так далее…

Конца этому фольклорному ряду не видно. Но нам кажется, что можно реконструировать его начало. «Дантес бесконечно долго целился и никак не мог выстрелить. „Дантес! – нетерпеливо воскликнул его секундант, – кто за тебя стрелять будет? Пушкин?“».

Так фольклор возвращает нас к своим лучшим образцам. С образа поэта снимается лаковый глянец. Он сходит с пьедестала и становится нашим современником. Наивный плач под гармошку в 1930 х годах: «Александр Сергеевич Пушкин,/Жаль, что с нами не живешь,/Написал бы ты частушку,/Чтобы пела молодежь» сменяется бескомпромиссным утверждением 1980 х: «Какой самый современный ленинградский поэт? – Пушкин».

Думается, что даже и на этой оптимистической ноте цикл легенд о Пушкине не заканчивается. Пушкин продолжает жить в нашем городе. Вместе с нами.

КузНевский мост или

Из Петербурга в Москву на крыльях городского фольклора

Уже сам факт неожиданного и мгновенного возникновения Петербурга на исторической карте русского государства явился непростительным вызовом патриархальной стареющей Москве. Нежданное дитя взбалмошного государя заявило о себе так громко, что моментально вывело первопрестольную из полудремотного состояния азиатской невозмутимости.