|
Авторы обелиска – архитекторы А. И. Алымов и В. М. Иванов. То ли место это для памятников оказалось несчастливым, то ли установленный в исторически сложившейся части Ленинграда, он не отвечал требованиям ленинградцев к монументальным обелискам, но памятник тут же начал подвергаться невиданному остракизму. Как только его ни называли. Это и «Мечта импотента», и «Памятник импотенту», и «Фаллос в лифчике» и многое другое, правда, более благопристойное и потому выпадающее за рамки этой главы. Но всех превзошел автор статьи об установке обелиска в одной из ленинградских газет. Статья называлась двусмысленно: «Встал на века». Не это ли название предопределило весь дальнейший эротический фольклор о памятнике.
В нескольких кварталах от площади Восстания Невский проспект украшает известный далеко за пределами Петербурга Аничков мост. На пилонах моста установлены четыре скульптурные группы: обнаженные юноши, укрощающие коней, исполненные одним из крупнейших ваятелей старого Петербурга П. К. Клодтом. Ироничные пересмешки петербургских салонов, что называется, выпустили джинна из бутылки:
На удивленье всей Европы Поставлены четыре жопы.
И началось мифотворчество. Мост в старые времена называли: «Мост восемнадцати яиц» и старательно пересчитывали все восемнадцать: восемь у четырех юношей, восемь у четырех коней и два – у городового, непременного атрибута дореволюционной жизни моста. После Октябрьской революции городовой, как символ ненавистного режима, исчез, и мост стали называть: «Мост шестнадцати яиц». Легендам о тяжелых бронзовых ядрах прекрасных клодтовских коней «несть числа». Одни говорят, что яйца одного из коней расписаны непристойностями, другие утверждают, что на каком то из конских яиц изображен портрет Наполеона. Но самая удивительная легенда отсылает нас в мир замысловатых человеческих взаимоотношений. Работая над одной из скульптур, рассказывает эта легенда, Петр Карлович Клодт решается наконец отомстить какому то своему высокородному врагу. Он искусно изображает лицо обидчика под хвостом вздыбленного скакуна. Говорят, узкий круг современников легко узнавал образ несчастного, отлитый в бронзе. Тема изощренной мести – один из неумирающих сюжетов петербургского городского фольклора. До сих пор жива давняя легенда о мести скульптора Орловского полководцу Барклаю де Толли, который якобы соблазнил жену скульптора. Месть состояла в том, что, работая над памятником Барклая де Толли, Орловский изобразил его маршальский жезл таким образом, что, если смотреть с определенного места, то жезл легко принять за возбужденный член. Памятник М. Б. Барклаю де Толли был открыт на площади перед Казанским собором в 1837 году. Еще раз к интригующей теме мести петербуржцы вернулись через полвека, когда в 1873 году перед главным входом в Морской кадетский корпус был установлен памятник выдающемуся мореплавателю И. Ф. Крузенштерну. Была в этом замечательном монументе одна курьезная особенность. Если смотреть на памятник, медленно обходя его вокруг, то в какой то момент щеголеватый морской офицер приобретает сходство с античным сатиром во время разнузданных сатурналий. Это устойчивое ощущение эротичности возникает в связи с неприлично торчащей рукоятью офицерского кортика, укрепленного под определенным углом к бедру адмирала. Бытует легенда с хорошо знакомым сюжетом. Будто бы этот амурный образ скульптор И. Н. Шредер создал в отместку за то, что Крузенштерн наставил ему рога. На самом деле Шредеру было всего 11 лет, когда великий мореплаватель ушел из жизни. Но легенда оказалась настолько живучей, что через сто лет после установки памятника городские власти не удержались и в рамках борьбы с сексом, которого, как известно, в стране победившего социализма просто быть не могло, изменили положение злосчастного кортика и теперь он расположен строго вдоль бедра морехода, не вызывая никаких дурных ассоциаций у молодого поколения моряков и не оскорбляя зрения старшего. |
