ГЛАВА 3

Тут даже неприятно побывать!

Даже привыкнув к безумной сутолоке Базара-на-Деве, улицы Извра требовалось узреть, так как те представляли собой нечто невиданное. Базар устроен в первую очередь для пешеходного движения. У Купеческой Гильдии хватило сил протолкнуть постановления, благоприятствующие тем видам и скорости передвижения, которые бы вынудили людей обращать внимание на каждую минуемую ими лавку или выставку товаров. Мое родное измерение Пент — местечко весьма отсталое, там вообще редко увидишь повозку более новейшей модели, чем запряженная волами телега.

С другой стороны, на Извре уличные артерии четко делились на движение пешеходов и повозок, и неискушенного парня, вроде меня, особенно потрясало движение повозок. Сотни хреновин многих разновидностей толкались и рычали друг на друга на всех перекрестках в попытке занять лучшее положение в кажущейся бессмысленной на вид путанице улиц, по которым несся этот поток. Почти столь же невероятным, как разнообразие повозок, был и набор зверей, обеспечивавших их движущей силой, толкавших или тянувших свое бремя, объединяя свои голоса в общую какофонию, заглушающую все другие звуки. Конечно, они тоже вносили свой вклад в грязь на улицах и вонь. Может Извр и родная метрополия миллионов существ, но он обладал всем очарованием и ароматом болота.

Однако, в данный момент наибольшую озабоченность вызывало у меня уличное движение. Пешая ходьба по улице на Извре походило на попытку плыть вверх по реке сквозь затор сплавляемого леса. Мне постоянно приходилось уклоняться и огибать граждан, которые дружно вознамерились через уже занятое мной место. Разумеется, они не нарочно пытались врезаться в меня. Дело в том, что никто, кроме меня, казалось, не смотрел, куда идет. Им даже редко доводилось встречаться взглядами.

— Этот твой друг должен быть кое-чем для тебя, раз ты готов терпеть такое, — сухо заметил Кальвин.

Он парил поблизости от моего плеча, так что я без труда слышал его сквозь уличный гомон. Меня тревожило, как я выгляжу с джином на буксире, но, видимо, пока джины служат, их может видеть и слышать только владелец. Мне пришло в голову, что свойство это магическое и, следовательно, противоречит представляемой мне Кальвином лаже о том, какой он бессильный. Он заверил меня, что все это пустяк, просто часть рабочего оснащения джина, которое мне не поможет. У меня возникло подозрение, что он не все мне говорит о своих возможностях, но не было способа выжать из него дополнительные сведения. И я великодушно решил оставить это без внимания.

— Он мне больше, чем друг, — ответил я, не сознавая, что пускаюсь в объяснения, которых раньше решил не давать. — Он был моим учителем, а потом деловым партнером. Я пред ним в большем долгу, чем перед любым другим в моей жизни.

—… но не настолько, чтобы уважать его пожелания, — беззаботно добавил джин.

Это заставило меня резко остановиться, игнорируя тычки и толчки других пешеходов.

— Что бы это значило?

— Это ведь правда, не так ли? Этот Ааз хочет, чтобы его оставили в покое, иначе он не ушел бы от тебя, но ты твердо решил приволочь его обратно. На мой взгляд, тут не похоже, будто тебя действительно сильно волнует то, что важно для него.

Попадание пришлось близко к точке. Насколько я мог судить, Ааз отбыл потому, что я был невнимателен в обращении с ним. И я теперь не собирался поворачивать назад. Мне хотелось, как минимум, поговорить с ним откровенно прежде, чем я позволю ему исчезнуть из моей жизни.

— В то время он был немного расстроен, раздражение, — пробормотал я, полностью уклоняясь от вопроса о моих мотивах. — Я хочу сказать — если он захочет вернуться, его примут с радостью.

С этими словами я возобновил продвижение по улице.