394—398). Однако Одиссей не очень-то ей доверяет и открывается лишь тогда, когда уже перебил всех своих соперников. Его мать Антиклея тоже считает нужным что-то скрыть, ни одним словом не обмолвившись о женихах («Одиссея» XI.180 и сл.). Архаический сюжет, в котором Пенелопа предстает матерью Пана от Гермеса или сразу от всех женихов, вероятно, имеет в виду богиню Пенелопу и ее первобытные весенние оргии (см. 26.2). То, что она изменяет Одиссею и в конце концов возвращается на Мантинею, — еще один архаический сюжет, напоминающий о дерзости, с какой Одиссей вынудил ее отправиться с ним на Итаку, вопреки древнему матриалокальному обычаю (см. 160.t ). Но Навсикая, если только она является автором, рассказывает все по-другому, стараясь обелить Пенелопу. Навсикая принимает патриархальную систему, в которой родилась, и предпочитает мягкую иронию язвительной сатире, которую мы обнаруживаем в «Илиаде». Вместо богини появляется всемогущий Зевс, цари больше не приносятся в жертву в честь богини, и эпоха мифа на этом благополучно заканчивается. Это не особо трогает Навсикаю, пока она может шутить и играть в мяч с милыми подругами, таскать за волосы тех, кто ее разозлил, слушать сказки старой Евриклеи и морочить голову отцу Алкиною.
3. Итак, «Одиссея» завершается тем, что Лаэрт, Одиссей и Телемах, представляющие собой патриархальную мужскую триаду героев, пользующихся поддержкой дочери громовержца Афины, торжествуют над своими врагами, а распутные служанки повешены за неразумное поведение, чтобы показать, что Навсикая не одобряет добрачный промискуитет, поскольку он снижает цену невесты.
Конец сохранился и у других мифографов. Одиссей изгнан в Феспротию, а Телемах — на Кефаллению; Пенелопа, вполне довольная, остается во дворце, правя от имени своего сына Полипорта. Необходимо, чтобы пророчество Тиресия сбылось: Одиссей не должен умереть спокойно от старости, как уважаемый и разговорчивый Нестор. Смерть должна поразить его тем способом, которого он так старался избежать. Почти такая же судьба ожидала родосца Катрея: его сын Алтемен нечаянно поразил его копьем на морском берегу (см. 93.2). Копья с шипом ската, используемые также в Полинезии, наносят долго гноящиеся раны, которые греки и латиняне считали неизлечимыми (Элиан. О животных I.56); скат (trygon pastinaca) встречается в Средиземном море повсеместно.
4. Брак Телемаха с Киркой и Телегона с Пенелопой на первый взгляд удивляет. Джеймс Фрэзер связывает эти явно кровосмесительные союзы с правилом, согласно которому в полигамном обществе царь наследует всех наложниц своего отца, кроме своей матери (3 Цар. 16.21). Но полигамия никогда не была греческим институтом, и ни Телемах, ни Телегон, ни Эдип, который убивает отца и вступает в брак с вдовой Иокастой (см. 105.e ), ни сын Геракла Гилл, женившийся на своей приемной матери Иоле (см. 145.e ), не практиковали полигамию. Каждый из них просто убивал царя старого года и наследовал ему по древнему мифическому обычаю и после этого назывался его сыном.
5. Кто знает, имеют ли «златотемные кудри», т.е. рыжие волосы Одиссея, какую-нибудь мифическую значимость (см. 133.8), или это случайная индивидуальная особенность, как и короткие ноги, принадлежавшие какому-то сицилийскому авантюристу, которого Навсикая изобразила как Одиссея? Автолик, конечно, назвал его «свирепым» сразу после рождения (см. 160.c ), а «златотемные кудри» традиционно являются признаком плохого характера. Имея вполне пристойную маску эпоса, «Одиссея» — это первый греческий роман, и поэтому в нем заметно небрежное отношение ко всему, что касается мифа. О возможных обстоятельствах его создания я рассказал в другом романе «Дочь Гомера» (Лондон, Нью-Йорк, 1955).
|