Мелкие камушки впивались в подошвы, но в целом дело было терпимое; ребята, бежавшие вместе с ним, тоже не босоногими выросли. Эти «эльфы», или «туземцы», предпочитали очень удобную обувь: Крокодил успел оценить их сандалии с мягкой подошвой.
А теперь, сдавая экзамен на право быть полноправным гражданином, они шлепали по камням босыми пятками. Практической пользы от этого не было никакой — символический акт, «преодоление себя». «Быть своим хозяином» — если разобраться со словами, которые в этом новом родном языке имели немного другой смысл, означает всего лишь «владеть собой». Обряд инициации подростков в постиндустриальном обществе… В случае с Раа — в постпостиндустриальном…
Деревянные ножны хлопали по бедру. Он еще относительно удачно их приспособил: синяк будет, но не страшный. Штаны из грубой материи натирали нежную кожу. Не прислушиваясь к физическим неудобствам, Крокодил вертел головой: он разглядел суденышко на горизонте, разглядел быстрый старт далекой, видимо, ракеты — сверкающую белую линию, рванувшую вверх и растаявшую в сиреневато-синем небе. Он разглядел стаю белых птиц высоко над островом — они парили, как воздушные змеи.
Потом он наступил на острый край камня, да так неудачно, что порезал ногу, и подошва начала слегка кровоточить. «Драматический эффект», — подумал он весело. Инициация у первобытных народов обычно связана с кровью: смерть и новое рождение, муки и радость. Надеюсь, в своем садизме организаторы мероприятия не зашли слишком далеко?
Не думает же Аира, что Крокодил не в состоянии пробежать с мальчишками пару десятков километров? С другой стороны, это деление на полноправных и зависимых граждан — по какому признаку? По какому принципу, неужели спортивной подготовки, выносливости и готовности терпеть самодурство начальника?
Ноги стали болеть всерьез, прямо-таки дергали на каждом шагу, и Крокодил отвлекся от созерцания окрестностей. Время было подбодрить себя: он видывал и не такое. Он бегал кроссы с полной выкладкой, в сапогах, под знойным июльским солнцем. А пацаны такого опыта не имели и понемногу выматывались: вот один начал медленно отставать, пропуская товарищей и продвигаясь вдоль колонны все ближе к хвосту; вот другой сбился с шага, запрыгал на одной ноге, отодвинулся на обочину. Его огибали боком, втянув живот: тропинка была узкая, справа зиял обрыв. Зеленоволосый Тимор-Алк держался, не сбивался с шага, и Крокодила это почему-то радовало.
Потом тропинка резко пошла вниз. Стало легче бежать.
Потом послышался шум воды. Крокодил жадно облизнул губы. За поворотом открылся водопад; Аира повернул — и повел подростков по тропинке вверх, сквозь тучи брызг, так что они моментально вымокли. Крокодил украдкой слизнул несколько капель с тыльной стороны ладони.
Тропинка сделалась такой крутой, что кросс перешел в карабканье. Рев водопада отдалился; почти над самой головой Крокодила мелькали грязные пятки Тимор-Алка. Сыпались мелкие камушки. Крокодил подумал, что в таком месте, пожалуй, следовало о страховке позаботиться, а то сорвется кто-то в голове колонны — и полетит на камни вереница неудачников, по дороге превращаясь в груду…
К моменту, когда Аира остановился, половина мальчишек уже едва держалась на расцарапанных сбитых ногах. Крокодил и сам чувствовал себя неважно, но Аира не запыхался нисколько и, пожалуй, мог бы петь.
— Выравниваем дыхание. Замедляем пульс. Кто первый войдет в семьдесят ударов — поднимайте руку… Воду не пить!
Тимор-Алк, уже вошедший в речку по щиколотки, испуганно отшатнулся.
Крокодил посмотрел по сторонам. Место остановки использовалось, видимо, многократно: полянка на берегу реки утоптанная, удобная, с мягким спуском к воде. Крокодилу больше всего на свете хотелось рухнуть сейчас в эту речку, лежать на мелководье и хлебать широко открытым ртом; здесь пьют из речек и даже не кипятят воду, вот это экология. |