— То, что я сказал. — Кусуноки печально опустил голову. — Ты первый, с кем я делюсь этими мыслями. Я наблюдал за тобой на занятиях. Ты пытливый и умный. Ты поможешь мне. Прямо сейчас. Скажи, не замечал ли ты чего-нибудь необычного в последнее время, чего-нибудь, что помогло бы нам обнаружить изменника?

Цуцуми лихорадочно соображал. Он отлично понимал, какая великолепная возможность предоставляется ему, и был несказанно благодарен судьбе. Тонны груза свалились с его плеч. Нет, он должен немедленно использовать этот шанс!

— Я припоминаю, — начал он, — кажется, что-то было... Да-да... Женщина, — с явным оттенком презрения произнес он последнее слово. — Ее не раз замечали здесь поздно вечером...

— Как ее зовут?

Не было необходимости называть ее по имени — в додзё была лишь одна женщина. Конечно, ученики не одобряли выбор сэнсэя — и он знал это, — но в открытую никто не осмеливался высказывать своего недовольства.

— Чем она занималась?

Цуцуми пожал плечами:

— Кто знает, сэнсэй! Но что она не тренировалась — это точно.

— Понятно... — Кусуноки вновь погрузился в раздумья.

— Конечно, о ней много говорят в последнее время, — продолжал Цуцуми уже более уверенно, — я бы сказал, даже слишком много.

— Ее не любят?

— Нет, сэнсэй, — замотал головой Цуцуми. — Большинство учеников считает, что ей не место здесь, в священном додзё, поскольку ее присутствие противоречит традиции. Наша наука — не для женщин. — Цуцуми покачал головой и продолжил вкрадчивым голосом: — Извините, сэнсэй, но кое-кто поговаривает даже, что из-за этой... — он запнулся на мгновение, — этой... вам пришлось уйти с высокого поста в “Гёкку-рю”, и будто бы от ее имени вы обратились в Совет дзёнинов с просьбой дать ей разрешение на вступление в “рю”, но совет не собрал достаточное количество голосов в вашу пользу, и вы... вы ушли... И все из-за нее...

“Непобедимость кроется в обороне, — подумал Кусуноки. — Возможность победы — в нападении...” Вслух же сказал:

— Это правда, когда-то я был дзёнином в “Гёкку-рю”. Но об истинных причинах моего ухода известно только мне. Мой прадед был одним из основателей “Гёкку”, и я долго размышлял прежде, чем решился на этот шаг. Очень долго размышлял...

— Я понимаю, сэнсэй, — ответил Цуцуми, подумав попутно, что все, только что сказанное ему сэнсэем, — ложь, от начала до конца. В глубине души он был убежден, что из-за этой женщины Кусуноки в свое время рискнул карьерой. Непостижимо.

— Хорошо, — кивнул учитель. — Я был уверен, что ты поймешь меня. — Его черные глаза закрылись на какой-то миг, и из груди Цуцуми вырвался чуть слышный вздох облегчения. Он почувствовал, как капля пота сиротливой гусеницей сползает вниз по его спине. — Да, наверное, я в ней ошибался, — с горечью произнес сэнсэй, открыв глаза. — Если ты сказал правду, мы должны разделаться с этой женщиной быстро и беспощадно.

Цуцуми не ослышался: учитель действительно сказал “мы”. Распираемый гордостью, он тем не менее попытался скрыть свое торжество:

— Служить вам, учитель, — большая честь для меня. Я всегда думал так. Ничто не поколеблет моей решимости.

Кусуноки покачал головой:

— Как я и предполагал... Немногим можно доверять. Даже сегодня. Когда я спросил твое мнение... когда просил помочь мне... я понадеялся на твою честность и преданность...

Цуцуми ликовал:

— Достаточно одного вашего слова, учитель.