Я осторожно глянула на экран. Передо мной была самая обычная девушка, с простым, абсолютно незапоминающимся лицом. Небольшой нос слегка вздернут, рот приоткрыт, глаза тоже. Кто‑то постарался, чтобы она выглядела как живая, ей даже аккуратно причесали волосы, но все равно отчего‑то сразу становилось понятно, что перед вами тело без души, просто оболочка.

– Она? – спросила Зина.

Я заколебалась. До сих пор я видела Аню только на фотографии в паспорте. Я вытащила красную книжечку. Вроде похожа, нос такой же. А может, нет, глаза, кажется, другие, и волосы лежат иначе.

– Не пойму никак, – пожала я плечами.

Зина заглянула в паспорт.

– Ну разве так разобрать. Фотки на документах жуткие, как только в них милиция ориентируется. К нам иногда привезут тело с улицы, ну ДТП, допустим, все документы при нем: права, паспорт, служебное удостоверение, начинаешь смотреть, ну прямо бред, везде разные снимки, на одних блондином смотрится, на других брюнетом, мрак.

– А что с ней случилось?

– Сейчас посмотрю. Ага, понятно, умерла.

Однако замечательный ответ, естественно, что в морг не привезли живую.

– Какая причина смерти?

– Так… – забормотала Зина, – перфорация матки, похоже, аборт она сделала не у профессионала. Эх, дуры девки!

– Что?

Я продолжала смотреть на снимок.

– А откуда ее доставили?

– Секундочку! Ломакинская улица. Жильцы сообщили, в подъезде она сидела, на лестнице, на ступеньке. Сначала, должно быть, подумали, пьяная. А когда разглядели, перепугались и милицию вызвали.

Я поблагодарила приветливую Зиночку и двинулась в сторону метро. Что ж, дело за малым. Сейчас съезжу к Елене Тимофеевне, узнаю у нее, была ли у Ани татуировка на руке, а потом направлю несчастную мать в морг. Если говорить честно, я ни секунды не сомневалась: в подъезде была найдена Кузовкина Анна Филипповна и по истечении положенного срока похоронена как неопознанная.

Что‑то во дворе дома Елены Тимофеевны показалось мне странным. Отчего‑то около ее подъезда отсутствовал снег, зато там было полно черных луж. Внутри подъезда пахло гарью, на ступеньках лестницы кучками лежали какие‑то тряпки, обрывки бумаги, осколки посуды. Я поднялась на пару пролетов вверх, шагнула в сторону квартиры Елены Тимофеевны и… онемела. Двери не было. Вместо нее зиял обгорелый проем, за ним открывался коридор, вернее, то, что от него осталось. На полу квартиры валялись обгорелые остатки вещей и мебели, в воздухе висел омерзительный запах, повсюду виднелись жирные клочья сажи.

Я вошла внутрь обгоревшего помещения и крикнула:

– Есть тут кто? Отзовитесь!

Послышалось звяканье, и из глубины пожарища вынырнула женщина лет пятидесяти. На руках у нее были резиновые перчатки.

– Вы агент? – мрачно спросила она. – Не ходите дальше, испачкаетесь, подождите на лестнице, сейчас выйду.

Я покорно втянула голову в плечи, попятилась и снова вздрогнула: дверь в квартиру Лизы болталась буквально на одном гвозде, и внутри, насколько хватало глаз, было черно. Впрочем, вход в третью квартиру, расположенную слева, выглядел не лучше. Похоже, огонь уничтожил все жилье на этом этаже.

– Похороны у нас в пятницу, – сообщила тетка, появляясь передо мной, – никаких излишеств не надо, денег нет. Гроб самый простой, дешевый, без украшательств, один!

– Простите, – я осторожно перебила ее, – где Елена Тимофеевна?

Женщина запнулась.

– Вы кто?

– Э… э… я частный детектив.

– Кто?!

– Елена Тимофеевна пару дней назад наняла меня, чтобы узнать, куда подевалась ее дочь, Аня.