— Но, боюсь, она не в состоянии сделать это.

— Я тоже так думаю.

— И что же?

— Делайте, как я сказал. Всего хорошего.

Риккардо повесил трубку. Теперь объединение «Заводы Руасси», чтобы избежать банкротства, должно отказаться от иранских заказов и дать возможность корпорации Риккардо возобновить прерванные связи.

Риккардо отправился в ванную, за ним с протестующим повизгиванием поплелся Тио Пепе.

— Хочешь выйти? — догадался хозяин.

Пес обрадованно завилял хвостом, почувствовав по голосу хозяина, что предстоит долгожданная утренняя прогулка. Риккардо распахнул дверь кабинета, и Тио Пепе, яростно работая короткими сильными лапами, понесся по коридору. Уши его почти касались пола. Риккардо не беспокоился: кто-нибудь из охранников выгуляет собаку.

Он разделся, зашел в стеклянную душевую кабинку и включил очень горячую воду. Он победил, но победа его совершенно не взволновала, и, осознав это, Риккардо погрустнел. От горячего душа проходила усталость, но равнодушие, словно прилипнув к телу, проникало все глубже и глубже в сердце. Ему стало очень одиноко. Теперь в его жизни было кое-что поважней, чем жажда работы. Им завладела любовь к Глории. Он всегда отвергал влюбленность, считая это выдумкой писателей и поэтов, но теперь он потерял голову из-за перепуганной девчонки с нежными восточными глазами. И что на него нашло прошлой ночью в кабинете Розы?

Риккардо прикрыл глаза, и по телу его пробежала дрожь. Ему припомнились губы Глории, и он включил ледяную воду, чтобы остыть. Спасительный душ в момент избавил его от колдовского наваждения. Он выскользнул из-под душа, завернулся в толстый махровый халат и встал перед зеркалом. Все необходимое для бритья он нашел на полочке у голубой раковины. Вглядевшись, Риккардо заметил на висках седые волосы. Он давно уже отказался от своих прежних замашек плейбоя, а вот теперь, после сорока, вдруг поймал себя на том, что устраивает перед зеркалом какую-то пародию на Нарцисса. Это недостойно сорокалетнего мужчины, который к тому же весьма неплохо сохранился.

— Наступил возраст мудрости, — усмехнулся Риккардо. — Страсти бывают или юношескими, или старческими, решай, старина, куда отнести твое увлечение…

Глория, она превратилась для него в сладкую муку, он ощущал ее всей кожей, всей душой. Образ ее преследовал Риккардо повсюду. Реальность и мечты смешались, и он вдруг увидел Глорию в зеркале — в воздушном бальном платье. Это был ее первый бал. Риккардо вел в вальсе, и она послушно и легко следовала за ним, подчиняясь волшебному ритму «Дунайских волн». Страстное музыкальное крещендо захватило Риккардо, заставив его позабыть о светской церемонии бала, что недавно вновь вошла в моду.

Глории тогда было восемнадцать лет, Риккардо — тридцать шесть. За ним тянулся целый шлейф галантных приключений и профессиональных успехов.

— Ты счастлив? — спросила Глория.

— Конечно, — улыбнулся Риккардо. — У меня на это есть все основания.

— Конечно, ты — великолепный кавалер, — произнесла она с наивным кокетством.

— Льстите, льстите, что-нибудь да останется, — иронически заметил он.

— А я серьезно говорю, — обиделась Глория.

— Да вокруг тебя — сотни прекрасных юношей, готовых, только дай знак, пасть перед тобой на колени. Признаюсь, если бы не ты, ни за что бы не согласился открывать бал. Я этого терпеть не могу…

— Тебе неприятно танцевать? — встревожилась девушка.

— Нет, просто я чувствую себя как бутылка шампанского, которую разбивают о корму в момент спуска корабля на воду.

— А я — этот самый корабль? — с притворным негодованием спросила Глория.