Изменить размер шрифта - +
Поем немного того, что считается не слишком вредным, – и все, больше мне ничего не надо, – серьезно призналась она. – Да вы не пугайтесь так, Иван Родионович, – гамбургерами на бегу я тоже не перекусываю…

– Все равно, тяжелый случай! – Глаза у Халатова заблестели еще ярче, словно на них набежали слезы. – Она не любит есть! Не чувствует оттенков вкуса, даже аромата… – Он открыл крышку у одного из судков на столе и белой мягкой ладонью помахал в сторону Алены, словно подгоняя к ее носу запах готового блюда. – …Аромата семужки, запеченной с овощами?!

– Да чувствую я! – пожала плечами Алена. – Пахнет вкусно. Ну и что?

Халатов на некоторое время потерял дар речи.

Он был милый большой ребенок (относительный ребенок, конечно, поскольку вел ресторанные дела очень умело и рекламировал свое заведение тоже хорошо), и надо было Ивану Родионовичу всего ничего – чтобы ему немножко подыграли. Но лицемерить Алене не хотелось – и вовсе не потому, что была она такой уж правдивой особой… Просто ей было уже действительно все равно.

– И давно это с тобой? – наконец смог он осторожно произнести.

– Не знаю, – снова пожала она плечами. – Не обращала внимания. Хотя, может быть, и недавно…

– Так это депрессия! Типичная депрессия! – закричал Халатов. – Господи, как же я сразу-то не понял тебя, наша Снежная Королева… Сейчас же зима, декабрь, солнца почти нет – конечно, откуда ему взяться, аппетиту-то?..

– Да нет у меня никакой депрессии! – засмеялась она. – Наоборот, я в последнее время чувствую себя такой спокойной… Я ничего не хочу. Тем и довольна, между прочим…

– Очень плохо… – расстроенно покачал головой Иван Родионович. – Когда человек спокоен и ничего ему не надо – это хуже всякой тоски, потому что тоска, по крайней мере, говорит о его неудовлетворенности. А ты же, мое бедное дитя, потеряла главное – радость жизни. Лед на сердце – не лучшая защита.

Он, конечно, немного рисовался, этот любимец публики.

– Возможно, – легко согласилась Алена. Спорить ей было лень. – Надеюсь, на моей работе это не отражается?..

Халатов вытер салфеткой губы.

– Да, о работе… – моментально сменил он тон на более официальный. – Я ведь, душа моя, позвал тебя с тем, чтобы похвалить. Ко мне тут знающие люди подходили и говорили, что пианистка ты превосходная. Просто высший класс.

– Спасибо.

– Эти-то… – Он презрительно глянул вниз, на сцену. – Эти только для ног. Еще вот что…

Халатов полез куда-то под стол, зашуршал. Потом достал журнал, развернул его перед Аленой.

– Вот, читай… Я, между прочим, эту статью не оплачивал, это кто-то от себя.

Алена быстро пробежала глазами по строчкам: «…виртуозная игра…», «…филигранная техника…», «…мастерство импровизации…», «…блестящая игра с публикой…», «…проведете незабываемый вечер…» «…в сочетании с превосходной кухней…».

– Зачем ты с большой сцены ушла, а? – строго спросил Халатов.

– Надоело, вот и ушла.

– Ты ведь еще и умная. Я, в общем, в музыке не особенно разбираюсь, но зато другое понимаю – ты не только для себя играешь, а еще для людей. Тут ведь так и написано, про игру-то с публикой… Чтобы они, значит, не только слушали, а еще есть-пить не забывали! – довольно произнес Халатов.

Быстрый переход