За дверью послышался голосок Люси, и Трейси отодвинулась от Джеймса, даже не взглянув на него. Она знала, что глаза ее предательски увлажнились, а черты лица искажены болью и тоской. С трудом встав, Трейси подошла к окну, почти не обращая внимания на расстилающийся перед ней прекрасный пейзаж.

Почему, почему это должно было случиться именно с ней! Это казалось таким несправедливым, да и было несправедливым.

Остаток дня она провела вся во власти плохого настроения. Джеймс вел себя безукоризненно, понимая ее состояние и щадя ее чувства. Он отчаянно пытался как можно более сдержанно отвечать на выражения очевидного удовольствия, которое Люси находила в его компании. Но и совсем не реагировать на знаки открытого обожания с ее стороны он не мог – это расстроило бы девочку. Прекрасно понимая ситуацию, Трейси все же предпочла бы, чтобы Джеймс Люси не понравился, чтобы она обиделась и отдалилась от него. Тогда… тогда, по крайней мере, пострадал бы только один из них. А так будут несчастны они обе.

Но стоило ей только намекнуть, что лучше уехать пораньше, как Люси настолько огорчилась, что у Трейси не хватило духу настаивать. И в результате к тоске по невозможному счастью прибавилась боль от понимания того, что из Джеймса получился бы прекрасный отец.

Если бы только… Если бы только – что? – мысленно усмехнулась она, сидя за приготовленным Джейн обедом. Вкусная еда не лезла в горло. Если бы только Кларисса могла растаять в воздухе как облачко дыма. Однако это едва ли осуществимо, и, кроме того, не следовало забывать, что Джеймс искренне любит свою сводную сестру, и все, что задевает Клариссу, задевало и его.

В половине седьмого Трейси твердо заявила, что пора возвращаться. На этот раз ее слова были приняты без возражений. Но если Люси всю дорогу оживленно болтала, то сама она не проронила ни слова. Трейси решительно села на заднее сиденье рядом с Люси, не доверяя своей выдержке и боясь, что, если придется сидеть рядом с Джеймсом, она расплачется как малое дитя от горя, муки и любви.

Она не собиралась приглашать его в дом. В конце концов, они высказали друг другу все, что можно и нужно было сказать. Джеймс любил ее, Трейси знала это. И она любила его, но этого было недостаточно. Совсем недостаточно.

У Люси, однако, были совсем другие планы: Джеймс обещал ей прочитать на ночь сказку. Трейси многозначительно промолчала и, поймав его виноватый и одновременно умоляющий взгляд, поняла, что выбора у нее нет.

Пока Люси мылась в ванной, они в полном молчании выпили по чашке кофе, стараясь держаться друг от друга как можно дальше. Потом, пока Джеймс читал Люси обещанную сказку, Трейси нашла себе занятие на кухне, заставляя себя не думать о том, что с этого вечера должна будет смотреть на него как на незнакомца. Как на сводного брата Клариссы, с горечью подумала она.

Трейси так и не заметила, когда начала плакать. Она помнила только, как снова и снова мыла одну и ту же чашку и как пыталась собраться с духом, когда вошедший в кухню Джеймс остановился за ее спиной.

– Она уснула. Думаю, что мне лучше уйти.

– Да, – промолвила Трейси срывающимся голосом.

Ей показалось, что Джеймс ушел, как вдруг она почувствовала его руку на своих плечах.

– И это все, что ты можешь мне сказать? Это все?..

Тут Джеймс заметил ее слезы, и сквозь бешеный стук пульса в ушах она услышала приглушенное проклятие и оказалась в его руках, под их надежной защитой. Он жадно целовал мокрое от слез лицо, снова и снова твердя, что любит ее, что должен же быть какой-то выход…

Оба они знали, что выхода нет, и провели остаток вечера, отчаянно пытаясь уместить целую жизнь, полную любви, в эти несколько, показавшихся им слишком короткими часов. Да так, собственно говоря, и есть, тоскливо подумала Трейси, скользнув взглядом по своему обнаженному тела туда, где рядом с ней лежал Джеймс.