Увидев, что оркестр заиграл снова и Давид с Викой, обняв друг друга, закачались в танце, сделал незаметный знак официанту. После того как тот подошел, сказал на ухо:

— Василий, поинтересуйся у ребят, сколько они хотят за эту куклу.

— За какую?

— Ну… Я о ней уже спрашивал.

— А-а… — Официант сочувственно посмотрел на него. Дохнул в ухо: — Иосиф Борисович, не советую.

— Что так?

— Они же три шкуры сдерут. Неужели вы себе женщину не можете найти?

— Да я не для себя… — Липницкий покосился на застывшего Феофанова. — Для этого.

— А-а-а… — протянул официант. — Тогда смотрите.

Вытащив бумажник, Липницкий достал несколько кредиток, запихал официанту в карман:

— Пойди, поговори. Скажи, я прошу. Они меня знают. Пусть скажут, сколько надо. Я дам.

— Сделаем. — Затолкав торчащие из кармана банкноты поглубже, официант отошел. Улучив момент, стал осторожно пробираться между танцующими к столику на другой стороне. Этот столик, за которым здесь всегда сидели долгопрудненские, Липницкий хорошо знал.

Подойдя через несколько минут, официант сказал:

— Иосиф Борисович, они просят… — Официант назвал совершенно непомерную цифру. Ясно, долгопрудненцы даже и не рассчитывают, что получат такие деньги. Сказали просто так, от фонаря. Но Липницкий, поколебавшись секунду, полез за бумажником.

— Хорошо. Сейчас я выпишу чек.

— Иосиф Борисович, они сказали — возьмут только налом.

— Налом? Но они же меня знают.

— Они все равно говорят, только наличными. Я вообще их еле уговорил.

— Черт… Не знаю, наберу ли я столько. — Заглянув в бумажник, понял: сумма натягивается еле-еле. — Ладно. Кто у них там главный? Чика?

— Чика.

— Скажи, пусть выйдет в холл, я буду ждать его там. И приведи этого… — покосился, — в чувство. Есть у тебя нашатырь, таблетки какие-нибудь?

— Все есть. И нашатырь, и таблетки. Но…

— Что «но»?

— Его придется увести. Если в самом деле приводить в чувство.

— Уведи. Займись, пока я буду говорить с Чикой.

— Сделаем, Иосиф Борисович.

Выйдя в холл, Липницкий остановился у окна. Он рассматривал открывавшуюся за окном панораму московского центра минут пять, когда за спиной кашлянули. Обернулся — рядом стоял Чика.

Чика был молодым парнем с правильным лицом, иссиня-голубыми глазами и волосами цвета воронова крыла. Цвет волос сказывался и на лице: щеки Чики были всегда покрыты еле заметной черной щетиной. Сейчас Чика был в отлично сидевшем на нем элегантном синем костюме, с лихо повязанным галстуком в косую серо-голубую полоску.

— Здравствуйте, Иосиф Борисович, — сказал Чика. — Васютка не ошибся? Вы спрашивали насчет Полины?

— Не знаю, как ее зовут. Он должен был вам показать… девушку.

— Он показал. Это Полина.

— Очень хорошо.

— Васютка передал вам условия? Три гранда, налом, сейчас?

— Передал. — Достав бумажник, Липницкий отсчитал три тысячи долларов. Протянул Чике: — Вот.

Мельком просмотрев пачку банкнот, Чика сунул ее во внутренний карман пиджака. Улыбнулся:

— На свежатинку потянуло, Иосиф Борисович?

— Чика, какая тебе разница, на что меня потянуло?

— Я просто так, Иосиф Борисович…

— Ты деньги получил?

— Все, Иосиф Борисович… — Чика развел руками.