— Выкладывай! — потребовала Ирка.

Слово за слово — выяснилось, что на выставке в Милане на работу петербургского художника Василия Кружкина «Портрет прекрасной дамы с котом и елочными игрушками», для которой ему позировали Ирка и Волька, нашелся покупатель. Цену он предложил такую, что Василий не устоял. Согласился отдать картину сразу после выставки в городе на Неве и взял аванс.

— Ты же не сердишься, Иринушка? Я тебе другой портрет нарисую. Или даже два! — Василий притиснул руку к сердцу.

— Это уже будет не оригинал, а просто копия, — закапризничала Ирка.

— Не просто копия, а авторский повтор! Необязательно совпадающий с первой версией в деталях. Помнишь, тебе двойной подбородок не понравился? Я его перепишу, — пообещал хитрый Кружкин.

— Тогда и волосы чуток причеши, а то я там лохматая, как ведьма. — Подруга от возмущения перешла к торгу.

— Минуточку! — Я подняла руку, как школьница. — А почему ты не можещь нарисовать новую картину вместо украденной для итальянского покупателя?

— Ну, Лена! — Художник и тетушка, большая любительница искусства, одинаково помотали головами.

— Тот портрет был представлен в каталоге миланской выставки, его фото печатали в журналах, репродукции и сейчас продают в сувенирной лавке галереи! Я не сумею повторить работу с абсолютной точностью, подмену непременно заметят, и это будет скандал! — объяснил Василий. Он покивал своим мыслям и повторил почти с удовольствием: — Да-да, международный скандал!

— И что же делать? — Ирка, добрая душа, уже простила обманщика и излучала сочувствие.

— Найти пропавшую картину, что же еще. — Василий снова принялся за борщ, в молчании опустошил тарелку, отложил ложку, вздохнул и поднял больные глаза: — Вы мне поможете?

— Можем попробовать, но без гарантий. — Ирка приосанилась. — Сначала расскажи, где, когда и при каких обстоятельствах пропал мой… твой… наш портрет?

После обеда, который немного затянулся из-за того, что был совмещен с опросом потерпевшего, я позвонила мужу и напомнила:

— Встречаемся в пять на Аничковом мосту, не забыл? Лучше без четверти, потому что в пять уже открытие.

— А мы-то с сыном надеялись, что ты вернешься к обеду и накормишь нас вкусной домашней едой, — сказано было вроде бы не в тему и без претензии, но я поняла: Колян надеется на амнистию взаимозачетом.

Типа, он простит мне возмутительное пренебрежение святыми обязанностями хранительницы семейного очага, а я позволю ему не идти на выставку.

— Я не могла, в моей поддержке нуждались близкие люди, — сказала я с ноткой легкого укора. — У тети Иды умер старый знакомый, надо было сопроводить ее к вдове для выражения соболезнований. У Ирки другая беда: украли картину, которая была обещана ей в подарок…

— Откуда украли? — неожиданно заинтересовался Колян. — С того вернисажа, на который ты меня безжалостно тащ… настойчиво приглашаешь?

— С другого. — Я притворилась, будто не услышала предательской оговорки. — А какая разница?

— Большая! Если бы с того, там стало бы на одну картину меньше, и время на осмотр экспозиции сократилось бы, — логично рассудил муж.

— Некоторые люди совершенно не желают культурно расти по доброй воле. — В моем голосе прозвенел металл. — Не сознают, чем рискуют.

— Что, и ужин не приготовишь?! — испугался муж.