— Да, — продолжал Баренбойм. — Здравый рассудок, мужицкий ум, толковая голова — назовите, как угодно, — во всяком случае ни одна фирма не может процветать без этого. Скажу вам, Вилли, ко мне приходят в поисках работы действительно умные ребята, а я отправляю их обратно, ибо они слишком интеллигентны и так разговорчивы, что их никто не переговорит. Совсем как компьютеры, которые выполняют миллион операций в секунду, а в результате посылают новорожденному счет на тысячу долларов за электричество. Вы понимаете?

— Да, я знаком с парой таких, — ответил Карев, вежливо улыбаясь.

— И я тоже, причем слишком со многими, но вы-то другой человек. И именно поэтому я так быстро вас продвинул, Вилли. Вы работаете у нас полгода, а уже занимаетесь контролем счетов целого отдела биопоэзы. Можете не сомневаться, это действительно быстрое продвижение. Другие работают у меня четыре, пять лет, а занимают более низкие должности.

— Я искренне благодарен за все, что вы для меня сделали, — заверил Карев с растущим интересом. Он знал, что является вполне приличным бухгалтером, так неужели могло произойти такое, что подняло бы его на высшую ступень управления за много лет до срока?

Баренбойм взглянул на Плита, который играл золотой сигарой, потом снова на Карева.

— Поскольку я очень четко определил свою позицию, надеюсь, вы позволите мне задать очень личный вопрос.

Я имею на это право?

— Разумеется, — ответил Карев, глотая слюну. — Спрашивайте.

— Отлично. Так вот, Вилли, вам сорок лет и вы по-прежнему исправный биологически мужчина. Когда вы собираетесь закрепиться?

Вопрос поразил Карева и потому, что его задали неожиданно, и потому, что он попал в самый центр его опасений о своей супружеской жизни, которые росли в нем уже пять лет, с момента, когда он обнаружил на виске Афины первый седой волос. С трудом ища подходящие слова, он почувствовал, что краснеет.

— Пока… пока я не определил точной даты. Конечно, мы часто разговариваем об этом с Афиной, но нам кажется, что еще есть время.

— «Время»! Я удивлен. Ведь вам сорок лет. Стеролы никого не ждут, и вы знаете не хуже меня, что развитие склероза сосудов — единственный физиологический процесс, который нельзя повернуть вспять с помощью биостатов.

— Но ведь есть средства против быстрой свертываемости, — быстро ответил Карев, ни секунды не размышляя, как боксер, парирующий удар.

На Баренбойма это не произвело должного впечатления, но, видимо, он решил начать с другой стороны, ибо взял какую-то перфокарту и сунул ее в читник.

— Это ваши личные данные, Вилли. Я вижу, что… — он замолчал, вглядываясь в экран размером с ладонь, — ваша жена по-прежнему фигурирует в картотеке Министерства здоровья как смертная. А из документов следует, что ей уже тридцать семь лет. Почему она так долго тянет?

— Мне трудно ответить на это. — Карев глубоко вздохнул. — У Афины свои чудачества. Она сказала… сказала…

— Сказала, что не сделает себе укола, пока этого не сделаете вы. Подобная ситуация часто встречается среди моногамных супружеских пар, живущих «один на один».

Отчасти в этом нет ничего удивительного, но… — В улыбке Баренбойма отразилась печаль двух столетий. — Но, говоря напрямую, Вилли, сколько можно с этим тянуть?

— Действительно… Вообще-то через неделю будет десятая годовщина нашей свадьбы. — Карев с удивлением вслушивался в свой голос, гадая, что сказать. — Я решил, — продолжал он, — что для празднования этой годовщины мы с Афиной должны повторить наш медовый месяц.