Приметив это, мои новые друзья посмеялись: мертвых не бойся, а вот живых опасайся, Славик. С этим было трудно спорить, и мы подняли стаканы за наше полноценное житие. Через час меня повели по мертвецкой с ознакомительной экскурсией, поскольку я дал согласие подрабатывать в качестве мойщика трупов.

— Дело нехитрое, брат, — объяснял Коноплянников с чувством собственного достоинства. — Предмет должен быть чистым. Клади в мойку и шлангом полощи, как хозяйка мороженую куру.

Я частично протрезвел и признался, что работа в покойницкой меня не вдохновляет по эстетическим, скажем, причинам. Посредники между жизнью и вечностью пожали плечами и сказали, что душевные волнения тут ни к чему, а добрая деньга рубится хорошо: народец наш уважает всякий труд и копеек не жалеет, чтобы благопристойно отправить в последний путь самого близкого. Однако я был непреклонен: материальная сторона интересует меня, как покойника свежая кладбищенская яма.

— Разве счастье в деньгах? — воскликнул в хмельной горячности.

— А в чем? — удивились те, кто проводил со мной приятный вечерок.

— Счастье, — сказал я, — когда живешь в согласии с самим собой.

Меня подняли на смех: живи, кто не дает, если, конечно, умеешь питаться святым духом.

— Я верю в себя, друзья мои, — и залил пищевод общенародным фальсифицированным пойлом.

— Ох, не зарекайся, — крякнули мне под руку, — дорогой ты наш человек.

— Ничего, — куснул колбасную шайбу, — прорвем… — и подавился.

Меня хватили по спине, — и я удачно отхаркался, не придав значение этому малому недоразумению в мертвецкой.

Да по прошествию времени понял, что это был знак — знак самоуверенному оболтаю. Через три месяца безутешная мать последовала за отцом, и я остался один. Поминки съели последние сбережения, и однажды поутру я обнаружил в койке очередную целительницу тела и не приметил на столе ни одного цента. Что ничуть не изменило моего отношения к деньгам. Они — зло, вот они есть вот их нет. И что? Мир перевернулся? Ничуть. Но питаться святым духом я ещё не научился, и пришлось, грызя гранит науки, искать места, где можно было малость нарвать материальных ценностей.

Кем я только не работал: косильщиком лужаек на даче у нашей примадонны эстрады Живой Легенды (ЖЛ), монтером в ДЭЗе № 69, секьюрити в борделе на Якиманке, донором спермы в Первой градской, мойщиком посуды в ресторане «Арагви», грузчиком мебели в магазине «777», танцовщиком в баре «Голубая луна», воспитателем в женском общежитии ЗИЛа, продавцом в секс-шопе на третьей линии ЦУМа, забойщиком скота на Микояновском комбинате, водолазом на пляже в родном Серебряном бору и так далее.

Надо ли говорить, что каждая такая работа обогащала меня не столько материально, сколько духовно. В том смысле, что я редко задерживался на месте больше месяца. В чем же дело? А все просто, как полет звездолета к кольцам сардонического Сатурна. Те, кто нанимал меня, совершал одну и ту же ошибку: покупая мое время и раб. силу, были уверены, что приобретают и душу. Глупые и наивные люди, считающие, что все в этом срамном мире измеряется звонкой, как пишут газетчики, монетой.

Не буду говорить о климактерической Живой Легенде подробно, потому что уважаю чувства миллионов почитателей её таланта.

Одно дело жизнь на сцене, а второе — на дачной территории в два га., огороженной бетонным забором. То есть однажды взбалмошная и стареющая звездная бестивида завела баранчика, похожего на её же молодого супруга. А его надо было кормить — барана, разумеется. И пришлось нанимать косильщика лужаек, чтобы витаминной травки для кучерявого скота было всласть.

Как известно, не имей сто рублей, а имей одного друга — хорошего.