— У меня есть утром кое-какие дела, так что… если бы ты не совал свой нос, — Эллис чувствовала страшную неловкость, говоря все это.

Он рассмеялся.

— Ты просишь меня выметаться, я так понимаю.

— Да.

— Пожалуй, пора, — согласился мужчина, продолжая улыбаться, и в его глазах продолжали прыгать озорные огоньки. Уже положив руку на дверную ручку, он снова повернулся к ней.

— Почему бы тебе не взять у меня денег на комнату? Никаких условий, отдашь, когда сможешь.

— Это что, милостыня? Она отшатнулась к окну, будто он плюнул в нее.

Брис вскинул руки.

— Прости, просто я подумал… я не должен был.

— Я не нуждаюсь в подаянии.

— Знаю. Извини. — Брис отчаянно тряхнул головой. Он сделал глупость и сам понимал это. У нее слишком много гордости, чтобы принять даже малейшую помощь от него, но он просто не мог заставить себя бросить ее здесь одну, такую замерзшую, одинокую и беззащитную. — Эта шутка насчет пистолета была хороша. У меня даже поджилки затряслись вместе с ботинками, — сказал мужчина, задержавшись еще на секунду.

— Правда?

Эллис вспомнила матушку Йигер и зарделась от удовольствия, услышав эту бесхитростную лесть. Не очень-то она привыкла к похвале.

— Правда. Вот с ножом, конечно, у тебя вышел перебор.

«Ну, это оставим без комментариев», — подумала она.

Бросив на нее последний внимательный взгляд, он сказал:

— Спокойной ночи, Эллис.

И вылез из машины.

Девушка уткнулась лбом в переднее стекло кабины, слушая, как снаружи в морозном воздухе разносится удаляющееся «скрип, скрип, скрип» шагов Бриса. Она улыбалась. Брис Ласалль нравился ей больше, чем любой из тех мужчин, которых она знала раньше. Он такой большой, сильный и красивый, но особенно в нем восхищало то, как он смеется, слушает и сдерживает себя, если злится или раздражается.

Еще ей очень нравилось то, что она чувствовала в его присутствии — безопасность и уверенность. Совершенно новые чувства, которым хотелось отдаться и страшно было это сделать по причине их новизны.

— Осторожно, Эллис, — сказала она себе громко, возвращаясь к прежним мыслям и стараясь загнать пустые мечтания о Брисе поглубже. У нее нет времени забивать себе голову блестящими химерами и прекрасными сказками. У нее есть обязанности, есть обещания, которые надо выполнять, есть, в конце концов, планы на будущее. И в них нет места Брису Ласаллю.

Девушка пересела обратно за руль, прислушиваясь к тихой песенке, которую напевал мотор, опять нагревая кабину. Эллис приоткрыла боковое окно и удовлетворенно улыбнулась, чувствуя, как ее обволакивает успокоительное тепло.

«Все-таки он удивительно действует на меня», — подумала девушка, опять непроизвольно возвращаясь к мыслям о Брисе. Она даже стукнула себя в отчаянии кулачком, когда вспомнила волнующую пульсацию и легкую дрожь, которые вызывало у нее его присутствие. И дыхание перехватывает… Опять взволнованно забилось сердце. А что, если эти ощущения и есть то самое, о чем время от времени говорили знающие жизнь женщины?

Эффи Уотсон как-то рассказывала, что иногда у женщины в теле бывают такие ощущения, из-за которых ей хочется знать только определенного мужчину. И если такое случается, то женщина может лишиться разума. Не раз Эффи возлагала вину за рождение Эллис как раз на такое вот помутнение рассудка. Может и у нее теперь к Брису такое же чувство, как говорила Эффи?

Эта мысль изрядно обеспокоила девушку. Она хорошо знала, что выходит от знакомства с мужчинами, — дети. А на данный момент ребенок — совсем не то, что она назвала бы ценным приобретением.