— Ты боишься меня, что ли?

Я старательно прислушался к своим ощущениям.

— Нет, не боюсь. Но если ты начнёшь меня щекотать, мне будет неприятно и больно.

— Да с чего мне тебя щекотать? Вот ты странный, — сказал он.

— Другие щекочут… — отозвался я.

— Да они придурки все! — заявил мой собеседник. — Они и ко мне тоже приставали. Я там одному уроду руку прокусил до крови, воспиталка разоралась…

— Почему?

— Что “почему”? Почему разоралась?

— Почему руку прокусил, — пояснил я.

— А, да он сам напросился, — отмахнулся мальчик. — Чуркой меня обзывал.

— Как?!

— Ну, чуркой.

— Чурка — это обрубок? Кусок дерева? — уточнил я, вспомнив всё, что вычитал в детских энциклопедиях. У нас дома было очень много книг, мама мне покупала и про динозавров, и про строение человека, и про роботов, и историю древнего мира, и задачки по математике для дошкольников, и ещё полно всяких.

— Сам ты обрубок! — сказал мальчик. — Чурка — это значит, нерусский. Не видно, что ли?

Я искоса взглянул на него и покачал головой. Пацан как пацан…

— Нет.

— Нет?! Да ты посмотри, у меня и кожа темнее, чем у тебя, и волосы чёрные, и глаза…

— И что?

— Остальные не такие, понимаешь?

Я не понимал. То есть я, конечно, видел всё, что он называл: и кожу, и волосы, и глаза. Но не мог сообразить, что в этом странного и почему теперь он называется “чуркой”.

— А ты кто? — спросил я на всякий случай.

— Дагестанец. Меня, кстати, Руслан зовут. Руслан Керимов. Хоть это тебе и неинтересно.

Я равнодушно пожал плечами. Ну, Руслан и Руслан…

— У тебя, я смотрю, тоже в этой группе друзей нет? Правда же, тут ни одного нормального пацана?

— Мне с ними скучно и непонятно, — признался я.

— Я у вас первый день только, но мне уже тоже с ними скучно и непонятно. Слушай, а давай с тобой дружить? Ты мне будешь братом.

Необычные речи мальчика всё больше и больше сбивали меня с толку.

— Как я могу быть твоим братом? Моя мама — она ведь не твоя мама.

— Да блин, ты правда странный какой-то… Брат — это просто так говорится. Значит, очень хороший и близкий друг, который никогда не бросит и не предаст.

Я снова кинул на него испытывающий взгляд искоса, а затем проверил на всякий случай:

— Ты меня никогда не бросишь и не предашь?

Руслан отозвался:

— Никогда. Если мы поклялись в дружбе, то слово нельзя нарушать даже под страхом смерти!

— Хорошо, — согласился я, не совсем, впрочем, поняв про “страх смерти”. — Тогда я тоже не нарушу слово.

— Ну что, здравствуй, брат? Давай лапу! — он протянул мне ладошку с растопыренной пятернёй. Я покачал головой.

— Мне не нравится, когда меня трогают. Это обязательно?

— Вообще-то, настоящие мужчины всегда обмениваются рукожо… рукопажо… ру-ко-по-жа-ти-ем, — старательно выговорил он. — Но если тебе прям сильно не нравится…

— Сильно, — подтвердил я. — Терпеть этого не могу.

— Ладно, я понял. А я не люблю, когда меня называют Русланчиком или Русиком, чуркой и черномазым. Просто Руслан, а ещё лучше — Рус. Запомнишь?

— Не любишь, когда тебя называют Русланчиком или Русиком, чуркой и черномазым. Просто Руслан, а ещё лучше — Рус, — повторил я слово в слово.

— Ни фига себе! Вот это память у тебя. Ты, кстати, вот что… если кто-то тебя станет снова щекотать или бить, или ещё чего, сразу мне говори.