Изменить размер шрифта - +
Бедного плачущего Синга потащили в незнакомый сарай и дали ему кусок рогожи. Удел Джейн оказался ненамного счастливее. Единственная свободная кровать во всем здании — детская кроватка в лазарете. Джейн, как тебе известно, роста гренадерского, и ей пришлось провести ночь в положении сложенного перочинного ножика. Сегодня она прихрамывает и похожа на латинское S. Она горько оплакивает последнюю выходку своей легкомысленной хозяйки, мечтая о том времени, когда мы одумаемся и вернемся к родительскому очагу.

Я знаю, что она испортит мне все шансы на популярность у служебного персонала. Ничего глупее нельзя было выдумать, как взять ее с собой; но ты ведь знаешь мою семью. Я поборола одно за другим все препятствия, но на Джейн они настояли. Я могу ехать (и то на время) лишь при том условии, что возьму ее с собой, чтобы было кому следить, хорошо ли я питаюсь и не сижу ли по ночам. В противном случае — все кончено! Пожалуй, «Каменные ворота» навеки закрылись бы для меня. Итак, мы здесь, и, боюсь, ни один из нас не оказался желанным гостем.

Сегодня утром я проснулась от звонка и пролежала несколько минут, прислушиваясь к шуму над головой, который производили двадцать пять девочек в умывальной комнате. Оказывается, их не купают, они только умываются и брызгаются, точно двадцать пять щенков в пруду. Я встала, оделась и отправилась на разведку. Ты поступила разумно, что не дала мне осмотреть дом заранее.

Время, когда моя маленькая паства сидит за завтраком, показалось мне самым удобным, чтобы представиться, и я разыскала столовую. О ужас! — голые темные стены, столы, покрытые клеенкой, жестяные кружки и тарелки, деревянные скамейки, а для вящей красоты — душеполезная надпись: «Господь накормит и напоит вас». У попечителя, который прибавил этот последний штрих, видимо, свирепое чувство юмора.

Право, Джуди, я никогда не могла себе представить, что есть на свете такое безобразное место, как эта комната. А когда я увидела бледных, безучастных детей в клетчатых платьях, у меня замерло сердце. Я почувствовала, как непосильно одному человеку внести хоть какой-то свет в души этих ста ребятишек, которым больше всего на свете нужна мать.

Я с такой легкостью взялась за это дело отчасти потому, что твои доводы были уж очень убедительны, а главное, признаюсь, этот Гордон Холлок осмелился расхохотаться при мысли, что я буду заведовать приютом. Вы все, вместе взятые, просто загипнотизировали меня. А когда я начала читать о приютах и посетила штук семнадцать, я пришла в такое волнение, что мне захотелось применить на практике свои идеи. Но теперь одна мысль о том, что я здесь, приводит меня в ужас. Как я могла взять на себя такую ответственность! Будущее здоровье и счастье ста человек — в моих руках, не говоря уже о трехстах или четырехстах детях и тысяче-другой внуков. Ведь это же увеличивается в геометрической прогрессии. Ужасно! Кто я, чтобы взяться за такое дело? Ищите, ах, ищите другую заведующую!

Джейн говорит, что обед подан. Я уже ела два казенных обеда, и третий не соблазняет меня.

Позднее.

У «служебного персонала» было рубленое мясо со шпинатом и пудинг из тапиоки. Страшно себе представить, что дали детям.

Я хотела рассказать тебе о моей первой официальной речи во время сегодняшнего завтрака. Она касалась чудесных перемен, которые должны произойти благодаря великодушию мистера Джервиса Пендльтона, председателя попечительского совета, и миссис Пендльтон, «тети Джуди», да, дорогой тети всех этих мальчиков и девочек.

Пожалуйста, не протестуйте против того, что я так выдвинула вашу семью. Это — из дипломатических соображений. Присутствовал весь штат, и я сочла, что самое время подчеркнуть: все эти потрясающие нововведения — прямо из штаба, а не из моей непутевой головы.

Дети перестали есть и вытаращили глаза. Необычный цвет моих волос и легкомыслие моего носа, очевидно, мало подходят для заведующей.

Быстрый переход