— Анюточка, скорее, босс ждет.

Олега не видела двое суток, и за это время он постарел лет на десять. Выглядел словно после недельного запоя: серый, с растрепанной прической, с ввалившимися глазами. Вместо того чтобы обнять, приласкать, лишь поморщился, когда ее увидел, махнул рукой на кресло, сам опустился напротив.

— Ну? Что? — Голос тоже какой-то не его, дребезжащий, неуверенный.

Аня, сбиваясь с пятого на десятое, начала рассказывать о вызове в прокуратуру и обо всех диковинных обвинениях. Олег слушал молча, не перебивая, но на середине рассказа вскочил на ноги, сходил к бару, налил себе коньяку. Ей даже не предложил. От веселой самоуверенности не осталось и следа.

Когда закончила грустную повесть, он с каким-то странным удовлетворением заметил:

— Это наезд, дорогая подружка.

— Чей, Олежек? Кому мы перешли дорогу?

— А ты не знаешь? Или скурвилась?

— Опомнись, Олег!

— Что ж, похоже, крепко влипли. Потревожили жирного борова. Господь свидетель, я этого не хотел.

— Какого борова?

— Тебе обязательно знать?

— Не хочешь, не говори… Мне действительно нет до этого дела. Но ведь обвиняют в убийстве… Так просто не отстанут.

Олег после коньяка немного расслабился, в глазах — зажегся обычный насмешливый огонек.

— Побарахтаемся еще… Как бы Микусу не подавиться таким куском. Главное, непонятно, из-за чего он взъелся. Второй день голову ломаю. Но чувствую: жарко… Ты вот что, девочка… Надо бы прямо на него выйти. Со мной он разговаривать не станет, бесполезняк. Я для него мелкая рыбка. А с тобой будет, если с умом обставить. У него тут прореха: падок, сучара, на дамский пол. И любит как раз образованных, холеных, с манерами. Таких, как ты, малышка. Хотя, конечно, ты для него старовата.

Впервые Олег говорил с ней, будто оценивая глазами другого, постороннего мужчины, но это ее ничуть не задело. Ну, может, самую малость покоробило. Любовное приключение ненадолго очеловечило супермена, но сейчас, когда припекло, он опять стал мутантом, мальчиком-переростком, каким и был на самом деле. Забавно другое: ее собственные чувства, которые питала к нему, пытаясь облагородить в сущности пошлейшую из интрижек, мгновенно испарились. Ясным взором она увидела перед собой молодого, красивого, сильного зверя, готового сразиться с другим зверем, вероятно, более грозным, а ей, как обычно, уготована роль разменной монеты. С этой минуты они стали каждый сам за себя, но их еще связывали общие интересы, вернее, всего лишь один интерес — ускользнуть из зубастой пасти, нацелившейся схрумкать обоих.

— Как скажешь, любимый, — ответила с беспечностью, поразившей ее саму. — Твое слово — закон.

Глянул на нее подозрительно.

— Не терпится перепрыгнуть из одной постели в другую?

— Говорю же, все в вашей власти, всемилостивейший господин.

— Выпить хочешь?

— Благодарствуйте, нет.

— Послушай, малышка, мне некогда копаться в твоих эмоциях, но будь, пожалуйста, посерьезнее. Этот человек шутить не любит.

— Жаль. Мне по душе веселые мужчины.

— Обычно Микус расправляется с недругами не мудрствуя. Шнурок, пуля, авария, яд — у него целая армия головорезов. Меня решил свалить публично, с помощью закона.