Еще дважды он настигал жертву, но снова и снова ей каким-то чудом удавалось вырваться из любовных объятий. Из царапин, оставленных на щеках ее ногтями, сочилась кровь, он порвал фирменную рубаху, зацепившись о сук, колено раздулось, как резиновое, но юноша не сдавался — любовь сильнее боли — и только на бегу повторял, как заклинание: «Ох дура, ну дура! Поймаю, хуже будет!»

Не поймал. После долгой погони, уже на рассвете, выбежали на шоссе, и Анек, опередившая его метров на двадцать, остановила какую-то легковуху, нырнула в салон — и была такова. И надо же как не везет: утреннее шоссе совершенно пустое, но, как назло, прямо к ее ногам подкатил какой-то придурок! Потом еще часа два Корин разыскивал свою «пятеху»…

Два дня не ходил в школу, лечил колено, ждал, пока рожа немного подсохнет, но главное, страдало уязвленное самолюбие. Столько затрат — триста баксов! — а в награду увечье. За что?

На третий день явился в класс с твердым намерением: сказать динамистке пару ласковых, проникновенных слов и больше никогда не приближаться на пушечный выстрел; но увидел Аньку, лучезарно, невинно улыбающуюся, с виноватыми глазами, и… На уроке получил записку: «Эдичек, я все понимаю, я вела себя как идиотка. Прости, если можешь… Компьютер упаковала, пришли кого-нибудь или сам забери. Твоя несчастная Анек».

В тот же вечер после школы между ними состоялось решительное объяснение. Сидели в скверике, Корин нервно курил, и девушка пару раз затянулась из его рук. Сизое солнце спускалось за Донской монастырь. Стоял поздний сентябрь с его подозрительной, просвечивающей сквозь провода чахоточной желтизной.

— Мне по барабану твои приколы, — устало заметил Корин. — Телок на мой век хватит. Но можно как-то по-культурному, без дикости. Я же тебе всей душой открылся.

— Ты имеешь в виду компьютер? — вздохнула Анек. — Пожалуйста, можешь его забрать. Я же написала.

— При чем тут компьютер? Компьютер — это деталь. Ты в ресторан пошла?

— Пошла.

— Добровольно?

— В ресторан, да. Но…

— Что значит «но»? Если девушка идет с парнем в ресторан, значит, приняла какое-то решение? Однозначно.

— Эдичек, ты меня напоил. Я никогда столько не пила.

— Ах вот оно что! Я и виноват.

— Ты не виноват, нет. — Анек покраснела. — Ну хочешь, скажу правду?

— Скажи… Только лапшу на уши не вешай. Про женские дни и все такое прочее.

— Я понимаю, глупо выгляжу, но я не могу так.

— Как?

И тут полоумная девица ляпнула такое, отчего и нынешний, перевоплощенный, Корин заулыбался и с наслаждением впился зубами в почти обглоданную кость, представив, что целует хрупкий девичий мосол.

— Мы же не звери, Эдичек, миленький. Ты мне действительно нравишься, может быть, я даже влюбилась… Но как же так? Напились, потеряли рассудок, потрахались в кустах?.. И все, да?

— А что еще?

— Эдик, пожалуйста, не пугай меня. — Она чуть не плакала. — Не обижайся, но есть же в отношениях мужчины и женщины духовное начало. Или ты в это не веришь?

Тот, прежний, Корин сухо поинтересовался:

— Ты всерьез?

— Вполне… Ну послушай… Даже звери, перед тем как повязаться, исполняют танец любви.