По всей вероятности, у нее начиналось перевоплощение в Ирину Хакамаду. Володя добродушно заметил:

— Что же вы, девочки, никак не угомонитесь? Пожили бы смирно. Уж немного осталось.

Через час пришел на утренний обход Лева Кубрик в сопровождении медбрата Коляна. Женщины еще не опомнились после утренних побоев, дулись друг на дружку и выглядели как три курицы на насесте. Доктор подсел к Ане, привычно ее растелешил, подергал за соски, похлопал по пузу.

— Что, красотка, электричество не помогает, да? Буянить начала? Будем готовить к операции.

— Как угодно, сударь.

— Дело не во мне. Моя воля, хоть завтра ступай домой. Но ведь опять начнешь палить в кого попало. Признайся, начнешь? Зудит в головенке-то?

Аня попыталась догадаться, какого он ждет ответа. Это важно. Если ответишь правильно, отстанет.

— Зачем мне домой?.. — улыбнулась блаженно. — Лучше уж операция.

Доктор обернулся к Коляну, бычку лет двадцати пяти, который жадно пожирал ее глазами.

— Видишь, Коленька, порчуниум трилениум. Эффект перевернутого сознания. Классический случай. Ей теперь хоть кол на голове теши, все будет делать себе во вред. В некоем высшем философском смысле перед нами продукт окончательного вырождения хомо сапиенса. Молодец, Анна. Так держать. Сегодня решим, когда тебя долбить.

Доктор переместился к Земфире Варваровне, но тут натолкнулся на стойкое интеллектуальное сопротивление.

— Что же вы вытворяете, любезный? — возмущенно загудела «супруга президента». — Хотите получить ноту протеста со стороны японского правительства? Моя программа имеет колоссальное государственное значение, ее Гриша Явлинский одобрил, а ваш, извините за выражение, раздолбай размахался дубинкой. Как это понимать? Как головотяпство или как саботаж?

— Ого, — одобрительно буркнул Лева Кубрик. — Значит, вы у нас, милая дама, нынче являетесь гражданкой Хакамадой?

— Почему нынче? Я всегда ею являюсь. Кстати, вы сами к какой фракции принадлежите? Что-то я не припомню. Уж не от Жирика ли пожаловали вынюхивать?

— Харчиум мобилиус, — объяснил доктор Коляну. — Третья стадия расщепления личности на почве затяжного сексуального невроза. Бывало, Коленька, дамочку всем гаражом удовлетворить не могли.

— Повежливее, любезный! — оборвала Земфира Варваровна. — Оставьте свои фашистские замашки. Вы не на конюшне.

— Ах не на конюшне? — доктор приятно улыбнулся. — А не прописать ли дозу анимазинчика для проветривания мозгов?

— Кого пугаете, юноша? — спесиво протянула Земфира Варваровна. — Сперва проголосуйте ваше предложение. Не наберете сотни голосов. Даже вместе с аграриями.

— Промбутал и азотный душ, — распорядился доктор, и Колян старательно записал распоряжение на бумажку. — Пора ее наконец угомонить.

— Гы! — согласился Колян.

Перешли к самоубийце Кире, которая прикинулась спящей. Лева Кубрик, резко сдернув с нее простынку, хмуро разглядывал пожелтевшее, исхудалое тело.

— Похоже на геморрагическую лихорадку, а, Коль?

— Гы! — подтвердил бычок.

— Интересно, где она ее подцепила? Или у нас в отделении клещи завелись? Эй, чумичка, ты почему такая желтая?

— Не трогайте меня, дяденька, — взмолилась Кира. — Дайте спокойно помереть.

— Тебя никто не кусал?

— Оставьте ее, любезный, — злобно вмешалась со своей кровати «Хакамада». — Это независимый депутат. У нее статус неприкосновенности.