Татьяна Устинова, Павел Астахов. Мини-модельЯ — судья – 9
– Шесть тысяч девятьсот девяносто девять! – донеслось из неведомой дали. Голос был женский, нежный, вкрадчивый. Одной лишь интонацией он давал понять, что шесть тысяч девятьсот девяносто девять рублей за превосходные туфли – натуральная кожа, удобный каблук и универсальный бежевый цвет, который подойдет к любому наряду, – это сущая ерунда. Просто смешная цена. И надо не хныкать, тоскливо глядя в кошелек, а весело и радостно доставать из него одну красненькую купюру и две сине-зелененьких. Или банковскую карточку. Хотя на карточке, кажется, денег почти не осталось… – Шесть тысяч девятьсот девяносто девять! – настойчиво повторил голос. Он изменился, сделавшись из ласкового женского раздраженным мужским, и приблизился. – Шесть тысяч девятьсот девяносто девять! Кузнецова! Кузнецова, оглохла?! «Это же мой номер!» – с опозданием дошло до Натки, и она вдруг запаниковала. В ушах гудело и шумело: топали ноги, скрипели полы, играла музыка, причем трубач фальшивил так, словно его инструментом был слоновий хобот. А может, трубил именно слон. И он же топал: Натка отчетливо ощущала тряску. – Пошла, пошла! Ее подгоняли, и она послушно пошла – на звук, на свет, на… сцену? Нет, на подиум! В лицо брызнули колючие цветные огни, Натка попыталась отвернуться от них, но это было невозможно. Слепящие зайчики прыгали на нее со всех сторон: рядом, справа и слева, вышагивали-вытанцовывали, высоко вскидывая гладкие блестящие коленки, полуголые девицы, и свет софитов отражался от их лакированных тел и усыпанных стразами купальников. «Ах, вот оно что – это выход в купальниках!» – поняла Натка. Это не принесло облегчения. Выходить куда-либо в купальнике Натка, по ее мнению, была совсем не готова. Весы в ванной комнате бестрепетно свидетельствовали, что к середине зимы она наела два лишних кило, и разместились они совсем не там, где выигрышно смотрелись бы при подаче в купальнике. Хоть со стразами, хоть без них – блеснуть не получится. Испугавшись, что сейчас она опозорится, Натка постаралась проснуться. Кажется, получилось. Фух-х-х… Или не получилось? Какофония из музыки, скрипа и топота не прекратилась, и назойливые слепящие зайчики тоже никуда не ускакали. Недоумевающая и встревоженная, Натка приподняла голову над подушкой и открыла один глаз. В него тут же прыгнул бойкий зайчик, а в ухо ввинтилась музыкальная трель. – I’m a queen! I’m a queen! – совсем рядом громко голосил кто-то, сам от себя в полнейшем восторге. Натка открыла второй глаз и посмотрела на самозванную королеву. Посмотреть было на что. На длинной низкой тумбе в изножье кровати скакало и кривлялось жуткое чудище. Небольшое, вертлявое, на тонких ножках, но с огромной косматой головой. На чудище красовался Наткин шелковый пеньюар, высоко подобранный и оригинально подпоясанный шерстяным шарфом, дрыгающиеся задние лапки грохотали каблуками ее же парадных туфель. Не за шесть тысяч девятьсот девяносто девять рублей – а еще дороже! Натка села в кровати и уже открыла рот, но разораться не успела – чудище ее опередило. В правой передней лапке у него был фонарик. Чудище поднесло его к щедро напомаженному рту, как микрофон – при этом отчетливо высветилась жутчайшим образом размалеванная рожа, – и манерным писклявым голосом заявило: – Моя миссия – спасти мир! Красота – это страшная сила! Выбирайте меня – или вам всем конец! После этого оно выставило фонарик вперед и с криком «Кавабанга! Тра-та-та-та-та!» полило Натку, так и сидящую с открытым ртом, длинной очередью от живота. |
