— Много у вас тут всякого за полгода произошло, — признал я. — Голова идет кругом.

— Меньше, чем хотелось бы, — вздохнул мой водитель. — Если бы вы знали, сколько всего приходится до сих пор разгребать! В нефтянке после Запорожского — руины. То же и в армии после Хорхоя, и в судах… А регионы? Там вообще проблем немерено. Я, знаете, не люблю кино и почти не смотрю, а вот брат мой двоюродный — профессиональный киношник, сейчас работает с англичанами на съемках фильма про Ковентри. Неделю назад вернулся из Воронежа — ездил с группой искать натуру. Их операторы как увидели центр города, сразу за камеры схватились: йес, йес, террайбл, бьютифул… О, вот и пробочке конец. Сегодня быстро, нам повезло. Еще немного потерпите, Роман Ильич, скоро будем на месте. Смотрите налево. Ориентир — танк. Как увидите, значит приехали.

Я не понял, о каком танке он толкует, но переспрашивать не стал. Подумал, что среди вопросов, которые у меня накопились, этот — не главный. Раз сказали, значит, увижу. Лучшим развлечением детства был польский телесериал «Четверо в танке, не считая собаки». Непосчитанный фокстерьер тридцать серий подряд спасал экипаж машины боевой, а под конец лично загрыз фюрера и выиграл войну. Если я ничего не путаю.

Мы свернули с проспекта в один из переулков, проехали метров двести, свернули еще раз, и я уже издали увидел танк — «тридцатьчетверку» на высоком гранитном постаменте.

— Раньше здесь было одно из танковых подразделений Минобороны, — объяснил мне Сергей Петрович. — Закрытый для посторонних кондоминиум. После февральского сокращения штатов военные отсюда выехали, квартал разблокировали, а здание вместе с памятником передали нам на баланс. Танк, между прочим, подлинный. Последний экземпляр в экспортной серии, случайно сохранился на территории Бенина.

— Где-где-где? — удивился я.

Неисповедимы пути советского оборонпрома!

— Западная Африка. Рассказывают, когда доложили Брежневу, он пустил слезу и велел выкупить обратно за любые деньги, а потом водрузить куда-нибудь по профилю. Здания тут однотипные, так что в качестве опознавательного знака удобно. Заказываешь пиццу или там воду для кулеров, скажешь только — дом с танком, и сразу всё понятно.

Припарковав машину возле постамента, Сергей Петрович повел меня за собой к двери единственного подъезда. Я надеялся увидеть рядом с дверью хоть какое-нибудь название учреждения, но заметил лишь темный прямоугольник, выделяющийся на фоне кирпичной стены: как если бы старую вывеску торопливо сняли, а новую так и не установили.

За дверью обнаружилась проходная, несерьезная на вид. Думаю, последний раз инвентарь тут обновлялся еще при советской власти. Привычной рамки металлодетектора не было в принципе, а вместо угрюмых качков в кевларе вход охранял дедуля в потрепанном камуфляже. Здешний цербер сидел в узкой застекленной будке, похожей на скворечник, и пил чай с сушками. Без единого вопроса старик пропустил моего провожатого и меня через скрипучий турникет, после чего Сергей Петрович повел меня к лестнице наверх.

— Этаж у нас третий, — объяснил он, — но лифты — барахло, пешком быстрее выйдет.

Вскоре мы очутились на этаже. Полузабытый стиль советского ретро окружил меня со всех сторон. Пол был паркетный и желтый, потолок — меловой и белый, двери обиты дерматином цвета школьных ранцев моего детства, а стены выкрашены зеленой масляной краской. Над нашими головами висели мутные электронные табло, по которым неторопливо проплывали цифры: время в разных часовых поясах и курсы валют — от знакомых до экзотических. Пока мы шли по коридору, я, сам того не желая, узнал, почем нынче аргентинское песо, гватемальский кетсаль, мавританская угия и гаитянский гурд.