– Действительно, не имеет, – сказал Алексей Михайлович Гернгросс, – теперь мы хотели бы знать, какие у вас дальнейшие планы. С детьми уже все понятно. Вы сделаете из них свое продолжение, и они, молодые и сильные, сумеют освоить под себя этот мир. Но мы, старики, в пехоту уже не годимся. Поэтому хотелось бы знать, что вы собираетесь делать с нами, членами экипажей двух злосчастных самолетов, которые привезли вам столь необходимое пополнение?

– На ваш экипаж мы рассчитываем как на своих помощников и соратников, – сказал Сергей Петрович, – ведь вы же наши соотечественники и почти современники. Дед Антон у нас разрывается между кирпично-керамическим, стекольным, химическим, кузнечным и планируемым металлургическим производством. А ведь по специальности он геолог. И еще есть должность директора школы, и вообще работы для стариков – воспитывать юношество в правильном ключе – хоть отбавляй. С экипажем Боинга вопрос сложнее, но и эти двое могут приносить пользу. Так что не бойтесь, обузой вы не будете.

– А еще у нас есть такая примета, – сказал Андрей Викторович, – что если тебе под руку кладут топор, то придется рубить, а если пулемет, то стрелять. Если к нам присылают сразу пятерых пилотов, штурмана, бортинженера, авиационного инженера и специалиста по электронике, то это значит, что в среднесрочной перспективе эти люди нам понадобятся. Не знаю, каким образом, и что именно выпадет на нашу голову в следующий раз, но я считал бы полезным сохранить оба ваших самолета для возможного дальнейшего использования. Завтра мы начнем разгрузку Боинга и сортировку содержимого грузового трюма на полезное и не очень, а потом на «раз-два-взяли» силами подчиненных Гая Юния втянем оба ваших лайнера как можно выше на берег, чтобы уберечь их от последствий ледохода и весеннего половодья. Если не сработает метод «бурлаки на Волге», то будем строить кабестаны и тянуть самолеты уже ими.

– Самолет под открытым небом очень быстро приходит в негодность, – сказал бортинженер Ту-154 Андрей Васимов. – К тому же у вас нет возможности его обслуживать. Поэтому, даже если вы убережете обе машины от ледохода и половодья, это уже будут не готовые к полету лайнеры, а только видимость, пригодная исключительно для сдачи в цветмет.

– А может быть, важны как раз не самолеты, а летчики, – задумчиво произнес Сергей Петрович. – В любом случае, судьба господа Мергенова вам не грозит. Мы прекрасно знаем, что такое чувство благодарности, и понимаем, что должны вам по гроб жизни за то, что вы благополучно закончили свой крайний полет. Так что живите, радуйтесь жизни и не удивляйтесь, если на празднике весны, согласно нашим обычаям, к вам подойдут женщины и предложат создать семьи. Тут это просто. Да и самолеты мы сохраним, а если не пригодятся, то, согласно вашему совету, разберем на металл и прочие запчасти. Но не сразу, а только после наступления летной негодности.

– Вот это будет наилучший вариант, – кивнул Гернгросс. – Мы согласны стать частью вашего народа и соблюдать все ваши законы и обычаи. А поднимемся мы еще раз в небо или нет… – он печально вздохнул, – это уже неважно, раз уж мы сможем приносить пользу на земле. Надеюсь, мои товарищи с этим согласны?

– Я согласен, – сказал второй пилот Максут Идрисов, – и не обращайте внимания на Мергенова: такие, как он – позор нашего народа, а не образец для подражания.

– А мы и не обращаем, – сказал Андрей Викторович, – каждого мы судим только по его поступкам, иначе тут у нас ничего не получится.

Остальные только утвердительно кивнули, соглашаясь с мнением своего командира и второго пилота.

– Значит, быть посему, – резюмировал Петрович, – добро пожаловать на борт, работы хватит на всех, и еще останется.