«Ночью они летать не любят, — объяснил Хэтуэй. Он почерпнул эти сведения о привычках голубей из курса биологии; Дженни Филдз, кстати, этот курс тоже прослушала. — И вот ночью, когда нет дождя, я бы забрался на крышу, — продолжал Хэтуэй, — и переловил бы их прямо в водосточном желобе. Они же всю ночь только и делают, что сидят в этом желобе и воркуют, да еще гадят!»

«И как бы ты их переловил? — спросил Гарп. — Руками?»

В ответ Хэтуэй помахал клюшкой для лакросса, в сетке которой сидел мяч. Он ловко выкатил мяч себе между ног и мягко опустил сетку прямо Гарпу на голову.

«А вот так, — сказал он. — Этой штукой их запросто переловить можно. Одного за другим».

Хэтуэй вспомнил, как восторженно и понимающе улыбнулся ему тогда Гарп, — этот малыш, должно быть, считал своего огромного друга с загипсованными ногами настоящим героем! Хэтуэй выглянул в окно: совсем темно, и дождя нет. И Хэтуэй нажал на кнопку вызова сестры.

— Гарп! — простонал он. — О господи, Гарп! — И держал палец на кнопке не отпуская.

Когда Дженни Филдз увидела, что вызов идет с четвертого этажа, она решила, что Гарп принес клюшку назад. Какой хороший мальчик этот Хэтуэй, думала она, поднимаясь на лифте и спеша в палату, на ходу поскрипывая своими добротными туфлями. Она сразу увидела мяч для лакросса у Хэтуэя в руках. И его единственный видимый ей глаз смотрел испуганно.

— Он на крыше, — уверенно сказал Хэтуэй.

— На крыше? — переспросила Дженни.

— Ну да, пытается ловить голубей моей клюшкой для лакросса, — объяснил Хэтуэй.

Взрослый мужчина, стоя на верхней ступеньке пожарной лестницы на высоте четвертого этажа, с трудом мог дотянуться до края водосточного желоба. Когда в Стиринг-скул чистили желоба — а это случалось либо поздней осенью, когда с деревьев опадали все листья, либо в конце зимы, до начала мощных весенних ливней, — на эту работу посылали только самых высокорослых, поскольку остальные вечно жаловались, что им не видно, что за дрянь валяется в желобах; а там действительно попадались и дохлые голуби, и полуразложившиеся белки, и тому подобная гадость. Так что, не имея возможности заглянуть в желоб, совать туда руки они не спешили. Желоба были почти такие же широкие и глубокие, как корыта для свиней, но, увы, отнюдь не такие же прочные — проржавели от старости. В то время все в Стиринг-скул обветшало.

Когда Дженни Филдз вылезла с четвертого этажа на пожарную лестницу и поднялась по ней, она едва смогла кончиками пальцев дотянуться до водосточного желоба; выше желоба она не видела уже ничего, даже крутой шиферной крыши. Во тьме и тумане она могла более или менее разглядеть только внешнюю сторону желоба — примерно до ближайшего угла здания. Гарпа она не видела вовсе.

— Гарп? — прошептала она. Четырьмя этажами ниже среди кустарника и поблескивающих капотов припаркованных автомобилей мелькали мальчишки, которые тоже звали малыша.

— Гарп! — окликнула Дженни чуть громче.

— Мам, это ты? — шепотом отозвался он, очень ее испугав, хотя шепот его был совсем тихим; голос Гарпа она слышала где-то совсем рядом, но самого мальчика не видела. Потом, всмотревшись во тьму, она разглядела на фоне бледной от тумана, тусклой луны клюшку для лакросса с сеткой на конце; ее силуэт был похож на странную сетчатую лапу неведомого ночного зверя; клюшка с сеткой торчала из водосточного желоба почти прямо над нею. Дженни еще немного потянулась вверх и в ужасе нащупала ногу Гарпа, провалившуюся сквозь ржавый желоб, неровный край которого разорвал ему штаны и поранил голень. Сам Гарп лежал в скрипучем ветхом желобе на животе, одна его нога свисала из дыры, а другая была вытянута вдоль кромки крутой шиферной крыши.