Он стоял там, где она его оставила, – рядом с их фургоном, опрокинутым мощным ударом набок. Лицо Артема казалось странно отрешенным, как будто он не слышал криков ужаса, не видел ни огня, ни крови, ни черного чудища. А потом она увидела, как Тень мучительно медленно приближается к нему. Она смотрела, и это было как страшный сон, от которого не получается проснуться. Кая ничего не могла сделать, чтобы помочь Артему, – проще было бы остановить смерть… Тень и был – сама смерть, и Кае показалось, что даже издалека она может почувствовать его запах – запах гнили.

Артем открыл глаза и увидел безглазую морду Тени прямо перед собой. Без удивления или страха он смотрел на нее с выражением человека, еще не вполне очнувшегося от сна. Он казался крохотным и очень белым рядом с черной громадой Тени, словно стал на мгновение тем маленьким мальчиком, каким она когда-то увидела его впервые.

Артем протянул руку – медленно, но уверенно. Его губы едва заметно шевелились – кажется, он что-то шептал. Кае хотелось крикнуть ему: «Спасайся! Беги!» – но она не могла выдавить ни слова.

Артем продолжал тянуть руку к Тени. Кая увидела, как черное чудище плавно опускается ниже и наклоняет голову к Артему – его черное клубящееся лицо было совсем близко к ладони… Тень коротко, грозно взревел. Кая почувствовала, как приподнимаются тонкие волоски на шее и руках. Молниеносное движение огромных челюстей, и Артем закричал – пронзительно, отчаянно, высоко… А потом Тень, рыча, рванул в сторону и пронесся мимо Каи, ввинтился в кусты и скрылся из виду, оставив после себя сломанные ветки и пламя, кровь и обломки.

Артем перестал кричать и мгновение разглядывал руку молча, на глазах белея, а потом упал, как подкошенный.

– Артем!

Еще минуту назад Кае казалось, что она никогда не найдет в себе сил встать и пойти туда, где совсем недавно была черная, огромная, неотвратимая смерть. Но вот она уже бежала туда, где лежал Артем, надеясь только на одно: что он жив. В этот миг она не думала ни о записях, ни о камне.

Когда она подбежала к нему, скользя по влажной траве (и она не хотела думать о том, от чего именно трава была влажной), он уже пришел в себя. Его и без того большие карие глаза потемнели и сейчас казались огромными от боли. Артем был белым как бумага, и все его лицо было перекошено, однако Кая вдруг увидела, что он улыбается – криво, с трудом, но улыбается.

– Получилось, – шепнул он Кае, силясь приподняться на одной руке. – Получилось! Ты видела?

– Видела, – подтвердила она, плохо понимая, о чем он говорит.

Она перевела взгляд на его правую ладонь – ладонь, которую он протягивал к Тени. Сейчас она была вся покрыта кровью, как будто Артем натянул красную блестящую перчатку. Растопыренные пальцы не выглядели естественно. Они выглядели плохо.

– Ты в крови, – прошептал Артем, часто моргая.

– Это не моя.

– Правая рука, – каким-то растерянным, обиженным голосом произнес Артем, поймав ее взгляд, – правая… Кая, она в порядке?

– В порядке, – пробормотала она, стараясь не смотреть ему в глаза, – не переживай. Мы останемся здесь – караванщики тебя подлатают…

Она осеклась, увидев, что Артем ее не слышит – он опять потерял сознание.

К запаху крови теперь добавился запах горелой резины – от первого фургона занялись еще два, и плавились старинные обода на колесах. Мимо одного из фургонов пронеслась, всхрапывая, отвязавшаяся лошадь. Прямо рядом с Каей она вдруг резко остановилась, осыпав ее и Артема комьями земли, и загарцевала. Ее глаза, полные ужаса, так закатились, что стали видны белки.