— Эти идиоты напились, а вы им не помешали, а может даже подливали. Да?! Ведь мы могли бы все погибнуть!

И он крепче сжал ладонь на её горле. Наталья затрепыхалась, её грудь, стала судорожно вздыматься, отчего, шерстяная блузка на пуговичках стала расстёгиваться всё больше и больше.

Сначала Филатов этого не замечал, весь кипя от гнева, потом по-мере того, что блузка, всё больше и больше обнажала крупную грудь, отвлёкся на неё, потом делая вид, что хочет ещё сильнее прижать её, добился, что женщина неосознанно сопротивляясь всем телом расстегнула грудью всю блузку, а там и тугой лифчик, словно пользуясь случаем и спасая свою хозяйку самопроизвольно отстрелился из-за лопнувшей бретельки.

Большие белые груди с тёмными сосками выпали из него освободившись, и радостно закачались из сторону в сторону. Их размер и правильная форма, впечатлили Филатова. Судорожно сглотнув, он взял их обеими руками, убрав их от горла Натальи и сжал.

Мягкая и нежная кожа, словно ласкала его ладони, огромным усилием подавив рвущегося наружу своего персонального зверя, Филатов отпустил их и глухо сказал:

— Застегнись дура, а то я за себя не отвечаю — и вышел из кухни.

Дальше уже получали втык и все остальные. Пока в конце концов, все не напились, одни из огорчения, другие назло, третьи из принципа. Филатов позволил себе, только грамм 200 разных коньяков и почувствовав лёгкое опьянение, остановился на этом, назначив сам себя на дежурство, пока все не протрезвеют.

Увидев, такое, напились и женщины и у них тоже были на то причины, обе остались одни, обе потеряли всех близких во время эпидемии и обе нуждались в защите, в то же время и боясь её.

Ночью, выйдя из своего купе, к нему пришла мадам и вопросительно посмотрев на него и не дождавшись, нужной ей реакции, села рядом на табурет, была она сильно пьяна и через несколько минут, заснув, уже облокотилась на него головой, что-то бормоча во сне и периодически всхлипывая.

Пришлось сходить в купе, принести одеяло и матрас и расстелив на ящиках с патронами, уложить её туда. Хотя она может быть и не так уж была пьяна, как показывала, но то, что ёё мучили ночные кошмары, это точно. Периодически он вставал и клал свою ладонь на её лицо и вытирал крупные слёзы, что текли по нему. Всхлипывая, она бормотала, чьё-то имя м затихала.

Утро наступило вместе с похмельем, которым страдало половины их боевой группы, а именно Джоныч, Юрган и Фестиваль. Фестивалю этого показалось недостаточно и пока все умывались и собирались, он уже успел догнаться виски, где-то им спрятанным, через час он был опять пьян.

Филатов, хотел его придушить, но вызвал, только пьяную браваду и обещание застрелить его при первом удобном случае, пришлось замкнуть его в купе, провозившись с ним и дождавшись пока Юрган и Джоныч, окончательно не придут в себя, они смогли выехать уже далеко после обеда.

Сидеть в особняке дальше было опасно, нормальных людей в округе нет, — одни банды, а их самих было недостаточно, чтобы держать там оборону. Рассевшись по-кабинам, они начали марш в сторону федеральной трассы. Быстро проехав посёлок, они вырулили на следующий, проехав его, они даже различили движение между домов, но стрелять в них никто не решился.

Естественно, когда едут, две таких махины, особо не хочется встревать. Дальше, они двигались без помех, кроме плохой дороги. Но слух о них всё-таки пронёсся. Едва они въехали в последнюю деревню перед выездом на трассу с лукойловской заправкой справа, как по ним начали стрелять. Первая очередь хлестнула по Уралу, стреляли из "Сайги". Били по кунгу грузовика, думая, что там кто-то есть.

Из-за ближайших домов выскочили сразу двое и открыли огонь из многозарядных ружей. Часто забухали выстрелы, а вслед за ними разлетелось и боковое с лобовым стекло, но они уже успели пригнуться, услышав первые выстрелы. Дробь и кусочки свинца, забарабанили по шлемам и бронежилету "Ратника", одетому поверх гражданки.