Высоко на холме, в оранжерее губернаторского дворца стоял и смотрел на город Экрэм Саракоглу. Он знал, почему город плещет единой большой волной — шум доходил до него лишь как звук отдаленного прибоя, почему он сверкает невиданным бриллиантом. Колонисты сохранили в себе пацифистские черты своих предков: теперь они могли перестать испытывать ненависть к своим братьям, носящим форму Империи. «Хотя, — проговорил его внутренний голос, — я готов подозревать, что громче всего в них говорит обыденное животное облегчение. Запах страха витал над этой планетой с тех пор, как на границе произошел первый инцидент, и особенно плотным он сделался после начала войны. Рейд итриан, прорвавшихся сквозь наши кордоны. Мгновенно раскалившееся небо».

— Да, — сказала Луиза, — я просто поверить не могу!

Саракоглу посмотрел на маленькую фигурку стоявшей возле него девушки.

Луиза Кармен Кайал и Поломарес не оделась в веселые тона после того, как согласилась принять его приглашение к обеду. Ее туалет был как раз нужной длины, но из простого серого вельвина. Кроме крошечного золотого крестика на груди, ее единственными украшениями были несколько искусственных бриллиантов в волосах. Они сверкали среди черных блестящих кос, как те ночные солнца, что нарушали призрачную неподвижность ночи, или как те капли слез, что повисли на ее ресницах.

Губернатор, облачивший свое тучное тело в рубашку с кружевами и рюшем, тигрово-пятнистую арктоновую куртку, зеленые иридоновые килоты, снежно-белые чулки, украсил все это драгоценностями, прикрепив их везде, где только можно было найти для этого место, осмелился погладить ее по руке:

— Вы боялись продолжения драки? Нет. Это невозможно. Итриане не безумцы. Принимая условия предложенного нами перемирия, они даже лучше, чем мы, понимали, что война для них проиграна. Ваш отец скоро будет дома.

Он свое дело сделал. — Он вздохнул, надеясь, что вел себя не слишком театрально. — Моя роль, конечно, будет более прозаической!

— Из-за условий переговоров?

— Да. Не то чтобы мой статус был неограниченным. Но, как бы там ни было, мне предстоит быть представителем Земли, и Империя будет полагаться на совет моего штаба и мой собственный. В конце концов, этот сектор будет по-прежнему граничить с Доминионом и объединять новые миры.

Взгляд ее был слишком пронзительным для таких юных глаз.

— Вы становитесь весьма важным человеком, не так ли, Ваше Превосходительство? — Тон ее голоса был если не ледяным, то, во всяком случае, весьма прохладным.

Саракоглу полностью углубился в отрывание лепестков от цветка фуксии.

Куст циниамона — итрианского растения — наполнял воздух нежным ароматом.

— В общем, да, — сказал он. — Я не хочу быть нечестным с вами, донна, выказывая ложную скромность!

— Сектор будет расширяться и реорганизовываться. Вы, возможно, получите награды или рыцарские отличия. И, наконец, вполне вероятно, будете отозваны домой с предложением стать одним из сверстников.

— Мечты не возбраняются никому!

— Вы способствовали началу этой войны, губернатор!

Саракоглу провел ладонью по лысой голове. «Отлично, — решил он. Если ей совершенно безразличны те шаги, которые я предпринимаю по отношению к ней, если ей безразлично, что из-за нее я послал отказы Хельге и Генриетте (конечно же, слухи об этом достигли ее ушей, хотя она не сказала ни слова и ничем не выдала своей осведомленности) — что ж, я, возможно, смогу вернуть их, или, если они не захотят вернуться, недостатка в других не будет. Несомненно, эта моя мечта о ней — просто вечное мужское нежелание признать, что я старею и толстею.