— Именно так синий свет и поступает, — печально сказал Лоренцо. — Он играет на наших чаяниях и страхах. А Макензи и так уже был напуган…

Он замолчал, поняв, что сболтнул лишнее. Он признался в своем страхе перед Вудсом — солдатом, который если чего и боялся в жизни, то никогда не подавал вида.

Но это уже казалось не столь уж важным.

— В этом есть смысл, — произнес Вудс. — Думаю, где-то глубоко внутри Макензи хотел верить, хотел, чтобы его переубедили, но синий свет просто оказался слишком сильным для него.

— Что с Бракстоном?

— Отдам ему должное, — признался Вудс, — он попытался. Полез вперед, зашел в опасную зону, чтобы только поговорить с Макензи и подтвердить слова Старого Упрямца. Но стоило ему открыть рот, как Макензи, он просто… казалось, крыша у него окончательно съехала. Комиссар обвинил Бракстона в предательстве, сказал, что остался один и больше никого не собирается слушать. Он закрыл глаза и уши, словно ему было больно, и заорал, чтобы все заткнулись, оставили его в покое и дали подумать. Конечно, тогда все и закончилось. Бракстон сделал шаг вперед — не знаю зачем, возможно, он просто хотел забрать Макензи — но комиссар уже все для себя решил.

— Или, скорее, свет решил все вместо него, — пробормотал Лоренцо.

— А остальное, как и комиссар Макензи — уже история.

— А Бракстон?

— О, за него не волнуйся. Старый Упрямец вытащил его из зоны взрыва, чуть сам не погиб. А вот это была бы уже трагедия!

— Мне не стоило останавливать его, — сказал Лоренцо. — Акульего Укуса. На реке. Он мог убить Макензи, но я думал… Не знаю, что думал. Если бы я смолчал и дал ему… Акулий Укус был бы жив. И Башка…

— Не все так просто, — сказал Вудс с большим пониманием, чем даже мог ожидать от него Лоренцо. — Никто не мог заставить Акульего Укуса делать то, чего он не хотел. Ты просто дал ему повод задуматься, вот и все. Он отпустил Макензи по той же причине, по которой это сделал бы любой из нас: когда страховка комиссара оборвалась, но он сумел дотянуться до веревки, то очень удивил всех. Ты был прав, Лоренцо. Нельзя лишать человека второго шанса, если он показал себя подобным образом.

— Даже если и так…

— Если бы свет не околдовал Макензи, — бросил Вудс, — он сделал бы это с кем-то другим. Возможно, с Бракстоном. Или… или… я говорил, Лоренцо, что чувствовал его в своей голове. Я слышал, как он звал меня — и, думаю, в ту секунду я сделал бы все, что он мне сказал.

Этим все было сказано. Это был не тот Вудс, которого знал Лоренцо. Он тревожно обернулся к товарищу.

— Но ты ведь ничего не рассказал о себе. Как у тебя все закончилось… точнее, как ты справился. Прошлой ночью.

— Насчет меня не волнуйся, — радостно ответил Вудс. — У меня все нормально. Правда. Просто немного устал, но ты ведь знаешь Грейсса, он всегда думает, будто присматривает за нами. Серж сказал, что если я не прилягу, то он сам вырубит меня.

— Верно, — сказал Лоренцо, не до конца поверив его словам. Когда на его товарища упал солнечный свет, он внезапно понял, насколько тот был бледен. На его лбу блестели капельки пота, словно его лихорадило — или, возможно, ему было просто жарко под орочьими мехами.

— Серьезно, — сказал Вудс, — если думаешь, что я выгляжу плохо, то ты еще не видел того орка, который это со мной сделал.