Они стояли в темноте высоко над великим городом. Ну, по крайней мере, город был великим когда-то. Теперь высокие здания из стекла и бетона имели грязный вид, некоторые оконные стекла были разбиты вдребезги, камень испачкан краской и изъеден кислотой. Моросящий дождь накрапывал с беззвездного неба, и сквозь его пелену указатели с надписями на нелепых языках и странные символы, горевшие свирепым огнем, казались ирреальными. Какой-то шаттл неизвестного типа, вероятно, на ионоприводе, устремился через непроглядный мрак ночи по своим делам. В центре, (казалось, как будто бы в воздухе) несколько матросов танцевали на платформах, которые представляли из себя полупрозрачные листы, висящие в пространстве. Ритм танца не соответствовал свирепому ритму музыки, да и сам танец не давал возможности определить планету его происхождения.

– Что это? – спросил Джим. Харб пожал плечами.

– Синтез. Может быть Земля, Андор, Цэтаис или сотни других мест, где жили гуманоиды. Джим покачал головой, – Выглядит древним. Я предпочитаю настоящее…

– М-мм, – сказал Харб, – без всякого сомнения, именно поэтому вы постоянно утверждаете, что восемнадцатый век был вершиной славы морского флота. Как-то не вяжется…

Джим улыбнулся, но ничего на это не ответил.

– Смешно, эта музыка звучит совершенно нестройно. Двенадцатый тон, не так ли?

– Думаю, да.

– Однако, звук ветра в трубе, примешанный к этой какофонии, звучит несколько странно…

– Я сказала, – уже громче повторил звук ветра в трубе у них из-за спины, – ты прекрасно выглядишь, Джим. Ты что, сбросил вес?

Джим и Харб оглянулись с ошарашенным видом. Позади них стоял двенадцатиногий стеклянный паук, примерно в метр ростом, с хрупкими стеклянными иглами на куполообразном теле и яркими голубыми глазами.

Глаз было двенадцать, и все они смотрели на них, забавляясь.

– К-т-лка!

– Я прибавила букву, – сказала она, протягивая тонкий стеклянный коготь, когда Джим вытянул к ней руку. – Я теперь К-с-т-лка. Прокатился хохоток, как будто, закачавшись на ветру, зазвенел колокольчик. – По крайней мере, тебе полагается еще одна буква после периода твоей смерти… Рада тебя видеть, Джим.

"Смерть" было в данном случае, наверное, не самым точным определением для вида К-с-т-лки, гамалькийки с альфа Ариетис-4. Этот вид не имел дела со смертью, как ее представляют другие виды. К-с-тлка, или К-т-лка, как ее тогда звали, была физиком, "творческим" физиком, который проводил некоторые эксперименты с искривляющими двигателями "Энтерпрайза", и помогала, по ее же словам, кораблю лететь туда, куда еще никто не летал. Она погибла от несчастного случая на корабле – там, вне пространства и времени. Но до этого она оставила у Джима яйцо (какой-то кусочек стеклянной путаницы – так, ничего особенного). После смерти К-т-лки яйцо раскололось, и из него вылупилась ее новая жизнь, которая сохранила все ее воспоминания.

Когда "Энтерпрайз" возвратился в "нормальный" космос, дочь-она сама продолжала работы по физике.

– Что тебя сюда привело? – спросил Джим с удивлением. – Не то чтобы мы не рады тебя видеть. Скотти будет в восторге.

Это было некоторым преувеличением: глава инженеров был первым, кого побеспокоило, а затем и полюбило это веселое существо, считавшее возможным переписать все законы физики, если они не срабатывали там, где требовалось. Определенно, на борту найдутся люди, которые ни минуты не будут ломать голову над тем, почему новой буквой, которую Кт-лка добавила к своему имени, оказалась буква "с".