Деревьев становилось все меньше, белый солнечный свет уже проникал сквозь кроны. Блуждающий поднял глаза к небу ярких, голубых и зеленых тонов, и ему стало любопытно. Только изредка он видел его раньше и предполагал, что небо является частью деревьев. Теперь ему стало интересно, возможно, деревья являются более темной и доступной частью этого сияния, на которое больно смотреть. Без сомнения, Другие знали. Возможно, когда-нибудь он спросит. Но пока он шел вперед.
Со временем он почувствовал жажду, деревья неожиданно исчезли.
Блуждающий впервые увидел горизонт. Ему пришлось остановиться и прислониться к дереву, так как от этого вида у него закружилась голова. Как оказалось, мир не был заслонен кронами дающей тень зелени, он был плоским. Пространство, которое перед ним распростерлось, было покрыто низкой и жесткой зеленью, пестревшей яркими цветами. А за зеленым поясом был другой, еще более странный, ярко-розового цвета, который отбрасывал жаркий солнечный свет. Блуждающий был первым вулканцем, который увидел пустыню.
Там определенно не было фруктов и, конечно, не было воды. Но ему нужно было узнать, что же там. И он пошел.
Жажда теперь постоянно мучила его. Только один раз ему удалось утолить ее на какое-то время, когда неожиданно пошел дождь. Это было новое ощущение вне привычной среды. Он лег на землю и раскрыл рот, подставляя его потокам воды, и неважно, что его пугали раскаты грома на открытой местности. После дождя он успел слизать всю воду, скопившуюся в листьях зелени прежде, чем жара не высосала драгоценные капли обратно, в медное небо. Затем он пошел дальше.
Зелень уступила место камням, грязи, бесплодной земле и гравию.
За всю жизнь он вряд ли наступал на что-либо более твердое, чем мох и травяное покрытие. Его ноги оставляли за собой следы, но он не замечал их. Он смотрел вперед, на ослепляющую белую полосу впереди. Он пошел к ней, к ее краю – туда, где уже не было даже гравия, только песок. И . там он остановился.
Дюны простирались впереди насколько хватало глаза. Белые, жгучебелые, они уходили вперед на необъятные расстояния, каких он не видел за всю свою жизнь. Ветер пролетал через них и бросал ему в лицо редкие щепотки песка, сорванного с их гребешков. Он стоял – глаза слезились от почти невыносимого света – и смотрел на мир, в котором вместо стен были края, которые были слишком далеко от него, так что он вряд ли смог бы когда-нибудь добраться до них.
А за краями… что-то возносилось к небесам. Он увидел это и упал на колени.
Это была гора. Она одна возвышалась в поле видимости, невозможно высокая, невозможно громадная, до самой вершины покрытая лесами. Сама вершина была чистейшей белизны и отражала свет, острый, как боль.
Такой она была в пору своей юности, гора Маунт Селейа, самая высокая из всех гор Вулкана. В те древние времена ее вершина возвышалась девственно чистой, еще не тронутой эрозией. В наши дни жители Вулкана благоговейно относятся к этой древней горе на самом краю вулканской кузницы – района, вокруг которого бурей пронеслась история их народа.
Но для блуждающего, который вышел к началу чего-то, где уже не было и следа привычных для него вещей, она достигла высоты, на которую не могло подняться ни одно из деревьев: центр вселенной. Он упал на песок, и в нем пробудилась тоска, такая сильная, какой не чувствовал ни один из его сородичей.
Блуждающий уселся на песок, прижав колени к подбородку, и смотрел через пески на гору. В его глазах было что-то большее, нежели просто любопытство. Он не мог оценить расстояния до нее, хотя и был самым крупным специалистом по путешествиям. Он жил до сих пор в мире, где были стены из деревьев, которых можно коснуться рукой. Это было привычно, гораздо привычнее того, что он сейчас видел: пространство, которое не имело границ и простиралось, переходя в неопределенную аморфность зелено-голубого цвета. Он был уверен, что идти до горы нужно долго, очень долго. |