Боловская кивнула.

— Это мы трое. Остальных ранило, они не могли работать. После боя мы взобрались на башню, ее хоть и поуродовало, но нас она выдержала, и попробовали крутить рычаги. Вот только один самолет нас опять заметил и атаковал. Пришлось снова прятаться. А потом он ходил кругами, как леший… И мы ушли окончательно, что с ним сделаешь?

— Правильно действовали, молодцы, — отозвался старшина.

— Так, с нападением понятно. Кто знает, что было вчера в городе?

— Я знаю, — от дальней печки поднялся высокий, плечистый парень. Кажется, он был одним из тех, кто ковал доспехи. Сейчас у него в руках была алюминиевая миска со свежей кашей и ложка. Не выпуская их из рук, он подошел к Ростику, опустился на корточки и, продолжая есть, стал рассказывать. — В общем, дело — дрянь. Они высадились сразу в центре, на заводе и, я слышал, на аэродроме. Из них выскочила тьма пурпурных. Все с ружьями, знаешь, немного похожи на наши, вот только ствол…

— Знаю, — кивнул Ростик.

— Ну вот, стали распихивать людей по домам. Многие разошлись и носа на улицы не кажут — что поделаешь, оккупация. Это было позавчера. А вчера, около полудня, вдруг появились люди и стали орать, что Борщагов объявил себя гауляйтером. Для тех, кто будет оказывать сопротивление, вяжут ошейники из колючей ветлы, знаешь, есть такие кустики?

— Не знаю, но это неважно.

— На терновник похожи, довольно неприятная штука, — договорил кузнец. Он доел свою кашу, облизал ложку и сунул ее за голенище сапога, а миску передал кому-то из тех, кто в темноте ждал своей очереди.

— Так, говоришь, оккупация? — переспросил Квадратный. — Я им покажу оккупацию! — внезапно он взъярился.

— Тихо, старшина. Криком не поможешь.

— А чем, чем поможешь?!

Ростик подумал. Идея, которая пришла ему в голову, была глупой. Он и сам считал, что она глупая. Вот только она была единственной, а потому, может быть, и правильной. И все-таки торопиться не следовало, потому что, следуя ей, он поведет в бой людей и не простит себе, если выяснится, что они гибли зря. Впрочем, в такой ситуации зря никто не погибнет.

— Говоришь, оккупация.

— Да, оккупация. И пришли они надолго, если…

— Если — что?

— Если мы их не вышвырнем отсюда, — кузнец встал и пошел к своей печке.

— Я тоже об этом думаю, только не знаю, как это сделать, — произнес ему в спину Ростик.

Кузнец повернулся. Постоял и вернулся, сел рядом. Уже не на корточки, а на длинное полено, которое занимал Эдик. Журналисту пришлось подвинуться.

— Какие будут предложения? — спросил Ростик.

Он ждал, ждал того приступа, который начинался тошнотой, болью, слепотой, холодом, а кончался отчетливым пониманием, что и как нужно делать. Иногда это было сильнее, иногда слабее, но такой приступ еще ни разу не приводил к ошибке.

Пробовать-то он пробовал, да только сейчас ничего не получалось.

Это могло иметь два объяснения: или его первая идея была правильной, или все будет развиваться независимо от их воли и желаний. С этим соглашаться не хотелось, но и поделать, кажется, ничего было нельзя.

Неожиданно заговорил Пестель:

— Рост, пожалуй, нужно связаться с Чужим городом. Как минимум, нам подскажут, какую тактику следует избрать в этой ситуации.

Ростик набрал побольше воздуха в легкие, огляделся. Вокруг сидело до смешного мало людей, но он был уверен в своей правоте и произнес:

— Я думаю, пока они не закрепились, следует атаковать.

— Атаковать? — переспросил кто-то, не поверив своим ушам.