Предтеча верит в конечную победу своего дела, он должен быть закоренелым оптимистом. Его никто и ничто не могут разубедить в том, что дело, которому он посвятил себя, восторжествует: ни поражения, ни предательства, ни лишения и невзгоды, ни даже его собственная гибель. Ибо даже когда он гибнет, он верит, что дело его восторжествует после его смерти. Именно из такого металла отлиты борцы за правое дело, революционеры. Именно таким был Миранда.

Экспедиция Миранды в 1806 году в Венесуэлу, столь печально закончившаяся, может на первый взгляд показаться безответственной донкихотской затеей. Как мог Миранда надеяться на успех, на победу, располагая горсткой волонтеров, большинство которых были простыми наемниками, искавшими наживы и легкой славы? Миранда мог надеяться потому, что он был... Мирандой! Будь каракасец «трезво мыслящим» человеком, он не бросил бы службу в испанской армии, не окунулся бы в бурные волны французской революции, не вступил бы в единоборство с испанской монархией, не сделал бы тысячу других вещей, которые обычно не совершают «благоразумные» люди. Если бы Миранда уподобился им, история не сохранила бы его имени для потомков.

Да, экспедиция в Коро не имела шансов на успех, она потерпела поражение. Но то, что она все же имела место, то, что нашелся человек, который осмелился вторгнуться в пределы Испанской Америки и водрузить на ее земле знамя независимости, явилось фактом огромного исторического значения. Экспедиция Миранды была предвестницей войны за независимость, а эта война, как известно, окончилась победой патриотов. Заслуга Миранды заключалась в том, что он отважился на эту разведку боем.

Наконец, деятельность Миранды на посту диктатора и главнокомандующего войсками независимой Венесуэлы, его капитуляция перед Монтеверде.

Современники, патриоты, продолжавшие борьбу против испанцев после капитуляции Сан-Матео, осуждали Миранду, более того, обвиняли его в предательстве. Это обвинение опровергнуто участью Миранды, уготованной ему испанцами после того, как подлинные предатели Лас—Касас и Пенья передали его Монтеверде, а тот переправил его в Ла-Карраку. Нет, Миранда никогда не был предателем, хотя он и мог ошибаться. Но так ли он ошибался в 1812 году, когда считал, что патриотам необходима передышка, чтобы накопить силы?

Разумеется, выполни Монтеверде взятые на себя обязательства, обеспечь он полную амнистию и свободу выезда патриотам, они и получили бы такую передышку. Ошибка Миранды заключалась не в том, что, соглашаясь на капитуляцию, он рассчитывал выиграть время, а в том, что он поверил Монтеверде, коварному и беспощадному врагу. Но, в свою очередь, кровавый урок, преподнесенный Монтеверде патриотам, вырыл непреодолимую пропасть между креолами и испанцами, окончательно разрушил иллюзии колеблющихся и нерешительных элементов, веривших до этого в возможность примирения с испаннами.

Зверства Монтеверде не оставили другого выбора креолам, как продолжать против испанцев войну до победного конца, войну насмерть, которую объявил им Боливар. Но даже ему, до того как добиться победы, неоднократно пришлось испить горечь поражений. Сравнительно легко он разгромил Монтеверде в 1813 году и учредил вторую Венесуэльскую республику, но год спустя и его республика погибла, как погибла первая республика Миранды.

Вторую республику разрушили не столько испанцы, сколько жители степей — льянерос, которых сумели привлечь на свою сторону колонизаторы, пообещав разделить между ними земли богатых креолов. И лишь после того как Боливар отменил рабство и обещал крестьянам землю, ему удалось добиться перевеса над противником. Но до победы еще было далеко, и, чтобы достигнуть конечной цели, Боливару требовалась передышка.