Через неделю президент потребовал от своего министра торговли уйти в отставку. В правительственных кругах, «очищенных» от людей «Нового курса», теперь уже не было оппозиции курсу на экспансию во внешней политике. Одновременно весьма целенаправленно велась пропаганда правых. Антисоветизм становился частью внутреннего идеологического климата. 5 ноября 1946 г. в только что избранный 80-й конгресс не попали те, кто имел хоть какую-то склонность или симпатию к социальному реформизму. Это был триумф правых. Наступало время сенатора от штата Висконсин — Дж. Маккарти. Более того. Соединенные Штаты решили укрепить единоначалие в своих вооруженных силах. В сентябре 1947 г. Джеймс Форрестол стал первым министром обороны США. Джонатан Дэниэлс описывает его в эти годы как «человека спокойных действий и почти животной физической силы. Он словно сошел из кинофильмов — драм о гангстерах: быстрый, легкий, со склонностью к насилию и внешне поддерживаемым спокойствием».

Глава ФБР Гувер сообщил, что коммунисты и левые стремятся поддержкой Генри Уоллеса сокрушить нынешнего президента на предстоящих осенью выборах. Президент Трумэн объявил, что прекращает контакты с Генри Уоллесом и его коммунистическими друзьями.

Уоллес был одним из уже немногих американцев на самом верху, кто сохранил ясную и холодную голову. Он охарактеризовал захват коммунистами власти в Чехословакии как фрагмент консолидации сфер влияния в обеих частях Европы — Восточной и Западной. (Примерно так же охарактеризовали эти события Маршал и Кеннан). Уоллес фактически обвинил американского посла Стейнгарда в подготовке правых сил к государственному перевороту, что и стимулировало коммунистический переворот. Смерть Масарика он связал с раком и эмоциональной депрессией. Америка политически эволюционировала в противоположном направлении и Генри Уоллес оказался в конечном счете вне мэйнстрима американских политических сил. На выборах 1948 г. он уже смотрелся маргиналом на фоне Форрестола, Ачесона и самого президента Трумэна.

ОСТАТКИ СОТРУДНИЧЕСТВА

Принятие за основу государственного курса системы национальной безопасности было своего рода революцией в американской внешней политике.

На начавшейся в апреле 1946 г. Парижской сессии Совета министров иностранных дел Аверелл Гарриман сказал прямо: «В Париже мы уступать не собираемся». Главный эксперт республиканской партии Джон Фостер Даллес писал священнику-пацифисту: «Обращение советских лидеров к мерам насильственного принуждения было характерно для их внутренней политики для 30 последних лет, задолго до изобретения атомной бомбы. Теперь они пытаются во внешней политике делать то, что до сих пор делали внутри своей страны».

На госсекретаря Бирнса в Париже воздействовали прежде всего сенаторы Ванденберг и Том Коннели. Ванденберг сразу сказал, что Париж будет антитезой Мюнхену. Молотов мог сколько угодно цитировать решения, принятые в Потсдаме и Москве, западный мир во главе с США жил уже в другом измерении. Молотов жаловался, что западная позиция по иранскому вопросу «не была дружественной». (Запад не откликнулся, в частности, отложить дело до 10 апреля 1946 г.). Молотов и Вышинский продолжали думать, что согласованность в отношениях между великими державами важнее всяких иных. Они ошибались. И продолжали бояться раскола между великими державами. А он уже произошел. Когда после окончания первой половины сессии Бирнс пригласил всех в буфет, Молотов сказал, что это единственный пункт единодушия. Вторая часть заседаний началась в июне 1946 г.

Летом 1946 г. США начали укреплять свои позиции в Корее. Э. Поули, доверенное лицо Г. Трумэна, писал 22 июня президенту: «Хотя Корея и небольшая страна и, учитывая нашу общую военную мощь, наша ответственность здесь невелика, она является полем идеологической битвы, от исхода которой зависит наш общий успех в Азии».