– Хорошо, – кивнула монахиня, – ему будет обеспечен самый лучший уход. Мы всегда все делаем для наших пациентов, какими бы они ни были – везучими или невезучими.

– Кому не везет, – сказал Ворчун, – тех надо больше жалеть.

– Вот как? – удивилась монахиня. – Ладно, сейчас я должна идти, чтобы отдать необходимые распоряжения. А вы зайдете ко мне примерно через час и подробно расскажете, что с ним случилось.

Спустя час Вольдемар был похож на перса в чалме, потому что его голова была обмотана белыми бинтами. В назначенный срок Ворчун сидел в кабинете сестры-монахини, чей голос показался ему знакомым.

– С вашим другом все будет в порядке. Операция прошла успешно. Ему наложили на рану от ослиного копытца три шва. Доктор заверил меня, что через час-другой он будет уже на ногах. Травма оказалась не столь страшной.

– Слава Богу, – облегченно вздохнул Ворчун. – А я-то думал...

– Не беспокойтесь, – сказала сестра-монахиня. – Возможно, некоторое время его будет укачивать даже при ходьбе, но, я думаю, это можно пережить.

– Спасибо вам, – произнес Ворчун. – Вы сняли камень с моей души.

– Похоже, не совсем, – заметила монахиня, проницательно посмотрев на него. – Рассказывайте, как вы очутились в горах и что там произошло!

– Бабушка! – воскликнул Ворчун. Наконец-то он узнал голос своей родной медведицы-гамми. Как это он сразу не догадался, что перед ним не кто иной, как добрая Бабушка! Бабушка тем временем сделала знак рукой, чтобы Ворчун так шумно не выражал свое удивление, чтобы не привлекать внимание.

– Ворчун! – сказала она. – Тебе не стоит удивляться, ведь я в ответе за каждый ваш шаг. Теперь расскажи, что случилось с вами после того, как Солнышко помогла вам с сиреневой мазью... Ведь она мне во всем призналась и поведала о своих приключениях...

Ворчун рассказал о своих приключениях, о возникших надеждах и об их окончательном крушении. Бабушка оказалась хорошей слушательницей. Она ни разу не перебила Ворчуна и только поощрительно кивала головой, когда в его рассказе возникала пауза.

– То, что ты рассказал, очень интересно, – сказала она, когда Ворчун закончил. – Я понимаю, что вы с Вольдемаром пережили за эти дни столько, что он стал для вас больше чем друг. Он стал частью вас самих. Но не это тебя мучит. Ты, Толстяк и Малыш волновались за его жизнь, но теперь опасения позади. Его здоровью ничто не угрожает. И тем не менее, твоя душа не на месте. Может быть, я смогу вам помочь?

– Я думаю о своем друге, которого использовали в качестве подсадной утки, а в голове моей крутится мысль: «В чем же я был не прав? Я знаю, что есть отец, потерявший свою единственную дочь, а меня интересует только одно: в чем же я ошибся?» – бормотал Ворчун. – Я понимаю, что это не имеет никакого значения в сравнении с человеческой жизнью, даже с двумя жизнями, но не могу не думать об этом!

Ворчун умолк, и на несколько минут в комнате воцарилось молчание. Наконец Бабушка, принявшая образ сестры-монахини, его нарушила.

– Мне кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать. Мне тоже однажды пришлось пережить нечто подобное. Но смотри, сюда идут Малыш и Толстяк...

Действительно, Малыш и Толстяк вошли в комнату и недоуменно уставились на сестру-монахиню. Бабушка широко улыбнулась им. Глаза ее светились радостью.

– Почему она улыбается нам? – тихо спросил Малыш у Толстяка.

– А потому, друзья, что я не всегда была сестрой-монахиней. Милый Толстяк, догадайся, кто я? – улыбнулась Бабушка.

Толстяк вытаращил глаза. Неужели эта добрая сестра-монахиня...

– Неужели вы...

– Да, Толстяк, ведь я – Бабушка!

– Бабушка! – радостно воскликнул Толстяк.