Но он с молчаливой покорностью уминал все, что было на подносе, а мисс Броди в это время принялась расспрашивать девочек:
— Чем вы сейчас занимаетесь на уроках рисования?
— Готовимся к конкурсу на лучший плакат.
— А мистер Ллойд... хорошо себя чувствует?
— Да, хорошо. С ним очень интересно. Две недели назад он показал нам свою мастерскую.
— Какую мастерскую, где? У него дома? — спрашивала мисс Броди, хотя прекрасно все знала.
— Да, это большая длинная мансарда, там...
— Вы видели его жену, как она выглядит? Что она говорила? Она вас угощала чаем? Какие у него дети? Что вы делали, когда пришли к нему?..
Она не пыталась скрыть от жующего хозяина дома свой острый интерес к учителю рисования. По мере того как мистер Лоутер разделывался с едой на подносе, глаза его принимали скорбное выражение. Сэнди и Дженни знали, что такие же вопросы задавались неделю назад Мэри Макгрегор и Юнис Гардинер, а еще неделей раньше на них отвечали Роз Стэнли и Моника Дуглас. Но мисс Броди не уставала слушать разные версии одной и той же истории, если она касалась Тедди Ллойда, а теперь, когда девочки побывали у него, в его большом запущенном, богемном доме в северной части Эдинбурга, мисс Броди приходила в состояние крайнего возбуждения просто от общения с теми, кто недавно дышал одним воздухом с Ллойдом.
— Сколько у него детей? — спросила мисс Броди, держа фарфоровый чайник на весу.
— По-моему, пять, — ответила Сэнди.
— А по-моему, шесть, — возразила Дженни, — считая малыша.
— Там полно малышей, — заметила Сэнди.
— Конечно, они же католики, — сказала мисс Броди, повернувшись к мистеру Лоутеру.
— Я про самого маленького, — сказала Дженни. — Ты забыла посчитать того крошечного. А с ним получается шесть.
Мисс Броди налила чай в чашки и бросила взгляд на тарелку Гордона Лоутера.
— Гордон, — сказала она, — а пирог?
Он покачал головой и мягко, будто утешая ее, сказал:
— Нет, нет.
— Обязательно, Гордон. Он очень питательный.
Она заставила его съесть честерский пирог и при этом разговаривала с ним в несколько более подчеркнутой эдинбургской манере, чем обычно, словно хотела пирогом и обхождением заменить подлинную любовь, ту, которую отдавала не ему, а Тедди Ллойду.
— Вам нужно окрепнуть, Гордон, — сказала она. — Вы должны прибавить тридцать фунтов до моего отъезда на каникулы.
Он улыбнулся всем по очереди, насколько ему это позволяли склоненная над тарелкой голова и медленно двигающиеся челюсти.
Мисс Броди продолжала:
— А миссис Ллойд? Она... про нее можно сказать, что она в расцвете лет?
— Наверное, еще нет, — ответила Сэнди.
— Я, конечно, точно не знаю, но, может быть, расцвет у миссис Ллойд уже кончился, — сказала Дженни. — Она носит волосы до плеч, и поэтому трудно судить. Прическа ее молодит, хотя, может, она уже и не молода.
— У нее, похоже, наверно, вообще не будет никакого расцвета, — сказала Сэнди.
— Слово «похоже» у тебя было лишнее. Как зовут миссис Ллойд?
— Диэдри, — ответила Дженни, и мисс Броди приняла это имя как новость, хотя слышала его неделю назад от Мэри и Юнис, а еще неделей раньше от Роз и Моники, как слышал это и мистер Лоутер. За окном легкие капли дождя начали падать на деревья мистера Лоутера.
— Имя-то кельтское, — заметила мисс Броди.
Сэнди переминалась с ноги на ногу у двери в кухню, поджидая мисс Броди, чтобы пойти с ней на прогулку к морю. Мисс Броди совершала какие-то операции с гигантским окороком, прежде чем положить его в большущую кастрюлю. Кулинарные эскапады мисс Броди ни в коей мере не умаляли ее прежнего величия, так как все, что она готовила для Гордона Лоутера, выглядело огромным — будь то пудинги, которыми большая семья могла бы питаться неделю, куски говядины или баранины или целые здоровенные лососи с сердитыми глазами. |