* * *

Неделю спустя.

— Он спит? — тихонько спросила я у весьма привлекательной медсестры, выскользнувшей из отдельной роскошной палаты Ронни, и та молча замотала головой, почему-то интенсивно краснея и глядя на нас с Кевом будто бы виновато.

В груди неприятно заныло, словно в ожидании очередной неприятности. Да и о каких приятностях можно было говорить, если Ронни не хотел никого ни видеть, ни слышать и только пару часов назад позвонил и слабым шепотом велел нам с Кевином явиться к нему. И было в его тоне что-то такое, что всю дорогу до больницы я усиленно сглатывала сухой комок в горле. Неужели прогноз месье Риеля не оправдался, и с нашим другом что-то действительно серьезное?

Прошло уже три дня с того момента, как мы перевезли нашего пациента из Канады, сразу по получении разрешения от лечащего врача. И теперь он лежал в «Нью-Йорк Пресбиретиан Госпитал» в отделении кардиологии под наблюдением одного из ведущих специалистов страны по сердечно-сосудистым заболеваниям. Благо наш мистер Кураж-и-Пафос в плане заботы о своем здоровье оказался весьма предусмотрительным, и его страховка покрывала все расходы на лечение.

Но вот этот его голос. Этот прерывистый шепот. Это тяжелое дыхание…

— Ронни, ты хотел нас видеть, привет. — Мы застыли в дверях, судорожно цепляясь за руки друг друга.

Кев переживал не меньше моего. Я это знала совершенно точно. За прошедшие дни ему пришлось взвалить на свои плечи довольно много из обязанностей самого Ронни. И в первый же вечер он признался, что только теперь понимает, каков объем работы, который наш всегда беззаботный, как ласточка по весне, друг умудрялся проворачивать ежедневно.

— А-а-а, детки, хорошо, что вы пришли. Я должен успеть сказать вам что-то очень важное, — слабым голосом прошелестел Ронни с больничной кровати. — Подойдите ко мне поближе.

Давясь слезами, я подлетела к нему и опустилась на корточки, схватив его руку, лежавшую поверх простыни, в то время как вторая была скрыта под покрывалом.

Странно, вроде на лице здоровый румянец, никакой синевы под глазами и серых губ. Рука на ощупь теплая и сухая.

— Кевин, малыш, наклонись поближе. Я хочу быть уверен, что ты услышишь меня.

— Конечно, дружище, — хмурый Кев наклонился практически к самому лицу продюсера.

— Прямо здесь и сейчас, у моего смертного одра, поклянись мне в двух вещах.

— О, Ронни, не говори так! — всхлипнула я, прижимаясь щекой к безвольной руке.

— Во-первых, поклянись, что ты не уволишься с проекта и в мое отсутствие заменишь меня во всех вопросах. Вплоть до выбивания денег из спонсоров. Кроме тебя я никому не смогу доверить эти обязанности.

— Ронни, я сделаю все, что в моих силах. И не покину проект. Клянусь.

— Во-вторых, ты прямо сейчас дашь мне свое разрешение еще на кое-что.

— Что угодно, друг.

— Клянешься?

Так, стоп. Погодите минуточку, а что это за странный звук с другой стороны кровати?

— Клянусь.

— Ну, значит, хрен вам, а не повтор унылого фокуса со свадьбой втихаря, как это провернули Рик с Алееной! Вашей свадьбой займусь я! Пока ты будешь заниматься нашим проектом!

— Какого черта, Ронни? Это что такое было сейчас? — Мне пришлось оттянуть мгновенно взбеленившегося Кевина.

— Это была явная и неприкрытая манипуляция с моей стороны, о которой я ничуть не жалею, — лучезарно улыбнулся этот… подлюка, вытаскивая вторую руку с зажатым в ней телефоном, включенным на аудиозапись. — Перед входом в больницу везде стоят предупреждения о том, что тут ведется видеонаблюдение, так что формальное предупреждение у вас у обоих было, не отвертитесь, — довольный, как дитя, Ронни показал нам язык.