– Я не стреляла в Кери и не была его любовницей. И совершенно не знаю, каким образом очутилась в его квартире.

Хаверс взглянул на капитана Карвора, стоявшего позади нее.

– Не знаете ли вы случайно, капитан, люди на той машине с рацией, которые совершили арест, все еще здесь?

Джим Пурвис ответил раньше, чем Карвор успел открыть рот.

– Конечно! Я сказал им, чтобы они не уходили.

– Отлично.

И Хаверс послал за ними Монта.

Пат посмотрела на меня глазами, полными слез. Я ответил ей безразличным взглядом, дав тем самым понять, что все это меня не волнует: она перестала быть моей женой. Всего лишь курочка, которая длительное время спала в моих объятиях. Это было давно – прошлой ночью. Я сделал вид, что интересуюсь револьвером, который рассматривал Джим. Самый обычный, никелированный, серийного производства. Джим взял его в руки и засунул в дуло карандаш.

– Тем не менее, в этом необходимо разобраться.

– Насколько я знаю, это уже сделано, – сказал я.

Я нервно закурил. Выходит, Пат была любовницей Кери, и он пытался ее шантажировать. Почему она ничего мне не рассказала? Почему не рассказала Джиму? Я был ее мужем, Джим был ее другом. Я работаю детективом, а Джим – шеф уголовной бригады восточного Манхэттена. Чем больше я думал над создавшейся ситуацией, тем ужаснее она мне казалась.

Або Фитцел, парень из «Дейли Мирор», первый назвавший меня Большим Германом и всерьез считавший, что я обнаруживаю убийц при помощи черной магии, подошел к нам и спросил меня:

– Что ты обо всем этом думаешь, Герман?

Я проглотил добрую порцию дыма.

– Что ты хочешь, чтобы я думал?

– Ты попробуешь сделать что-нибудь для Пат?

– Еще не знаю.

Я внимательно посмотрел на Пат. Она постаралась по мере возможности привести в порядок свои волосы. Длинные локоны ниспадали ей на плечи. С такими локонами изображали на портретах пажей итальянского Ренессанса. Пат могла сделать из своих волос что угодно, и все было красиво. Но сейчас лицо у нее опухло, а глаза были красными и заплыли слезами. Она перемазалась губной помадой, и красивое платье больше не шло ей. У нее был совершенно потерянный вид, и она была мало похожа на ту девчонку, с которой я познакомился на балу.

«Добрый день, малютка!» – бросил я ей тогда.

«Вот как, полиция! – улыбнулась она. – Салют, дружок!»

Это смешно, когда в голову приходят такие воспоминания. Прогулка по Вашингтон-скверу. Вишневый торт и кофе в баре. Пощечина, которую я заслужил в первый же вечер, когда захотел выглядеть слишком современным. А потом она начала плакать из-за этого – она была уверена, что я больше не приглашу ее. И никогда никакой нечестности.

Я постарался представить себе, что она должна сейчас чувствовать. Она была совершенно одна среди большой толпы.

Толпы людей, которых она называла по именам, с которыми кутила сотни раз в течение десяти лет нашего супружества, типы, которые с удовольствием поедали ее блюда. А теперь они чужие. И она ждет чего-то, потрясенная, по другую сторону барьера, у которого она меня видела столько раз с того времени, как я стал располагать машиной с рацией, прикрепленной к этому комиссариату.

Монт вернулся вместе с Жилем и Маком. Хаверс бросил взгляд на рапорт, лежавший возле его локтя.

– Агенты Жиль и Мак?

– Да, сэр! – отрапортовал Жиль за двоих.

– Вы отправились узнать, что произошло, потому что вам сообщили, что слышали, как в 22.05 кричала женщина?

– Да, сэр.

– На последнем этаже трехквартирного дома, расположенного позади клуба «Флибустьеры» на Гроув-стрит?

Тут Жиль обнаружил, что в комнате присутствуют высокие чины, и снял фуражку.