– Тот, кто воевал, но в чем-то провинился и был разжалован. Они очень злобные... – Шахут’гра с опаской покосился на спящего. – Они из бывших воинов, их научили убивать, а другого они не умеют. Очень, очень злые... Нищие, но работать не хотят, кормятся из рук цартели, изображают всякое...

– В общем, деклассированные статисты, – молвил Эрик. – Но нельзя сказать, что Ххешуш ничего не умеет. Это ведь он книхов нарисовал! Здесь, у тебя на стене!

– А какая от этого польза, тэд’шо? Настоящие книхи мясо дают, ездить на них можно, а те, что на стене, мертвые. На жаркое не годятся.

Шахут’гра явно не был апологетом искусства. Решив, что пора кончать дискуссию, Эрик ткнул пальцем в сторону Ххешуша и распорядился:

– Сказано, разбуди его! Я хочу с ним говорить.

– Как повелит инопланетный пха, – угрюмо буркнул служитель и треснул гиганта промеж рогов. Со всей силы приложил, не жалея. Голова спящего мотнулась, он что-то рявкнул, но не пробудился.

Эрик поглядел на него, почесал в затылке. Потом спросил:

– У тебя есть что-нибудь отрезвляющее?

– Есть одно снадобье, тэд’шо. Крепкое! Я им вертела от копоти чищу.

– Тащи!

Служитель шустро юркнул за дверь и появился вновь с большой склянкой, в которой плескалось что-то маслянистое, желтоватое. Шахут’гра откупорил ее, и Эрик поскорее зажал нос – помещение наполнилось едким пронзительным запахом. Приподняв голову Ххешуша, служитель поднес склянку к его физиономии. Результат сказался сразу – Ххешуш вдохнул раз-другой, утробно рыкнул и открыл глаза. Прошла минута, пока его взгляд не сделался осмысленным. Он смотрел прямо на Эрика, его зрачки расширились, нижняя губа отвисла, обнажив зубы, кулаки сжались:

– Рррхх... шуча! Апама’шим!

Упершись в край стола огромными лапами, Ххешуш начал подниматься. Служитель быстро переместился к нему за спину. В руках Шахут’гра появилась, бог весть откуда, толстая дубинка. Кажется, он решил защищать клиента до последней капли крови.

Не понадобилось. Альбом, лежавший на столе, открылся – как раз на рисунке лесной поляны, что так нравился Эрику. С одной стороны – глубокая тень, что залегла в лощине, с другой – просвечивающий сквозь дымку листвы солнечный свет... Ххешуш выпучил глаза; казалось, они сейчас вылезут из орбит. Очень осторожно он подцепил когтем альбомный лист и уставился на другую страницу. Цветной набросок морского берега... вода переливается радужными бликами, а у камней играют голубоватые полупрозрачные рыбки... Следующий эскиз: зверек, похожий на крупную белку с длинными заячьими ушами, вцепился в древесную ветвь и обгрызает листья...

– Это что? – наконец прохрипел Ххешуш.

– Изображения леса, моря и животных, – отозвался Эрик. И добавил не без гордости: – Моя работа!

– Как ты это делаешь, шуча?

– Очень просто. – Эрик вытащил угольный карандаш и несколькими штрихами набросал портрет Ххешуша. Затем вырвал лист из альбома и сунул хаптору под нос. – Это ты. Похож?

– Похож, – откликнулся служитель, не выпуская из лап дубинку. – Только приукрашено слегка... рожа у него пошире будет, и пасть побольше. А так ничего. Похож!

Гигант, как зачарованный, взирал на свое изображение. В зрачках хаптора уже не стыла ненависть, мышцы расслабились, кулаки разжались, рот приоткрылся; склоняя голову то к левому, то к правому плечу, он изучал рисунок, будто не в силах поверить, что его лицо каким-то образом переместилось на бумагу. Внезапно его пальцы дрогнули, пошевелились, и Эрик, верно истолковав этот жест, уронил в ладонь Ххешуша угольный карандаш.