Конечно, она начнет брыкаться, пригрозит нам полицией, станет торговаться и все прочее… Но человек, который будет говорить с ней… не я, я в этом деле не одна… скажет ей: избавьте нас от всей этой суеты. Заплатите, и вам отдадут документ, доказывающий невиновность вашего мужа. В противном случае вспыхнет война и вам придется кусать локти, или заплатите за мир миллион.
Она рассмеялась, закурила сигарету и пустила дым в лицо Жантому.
— Итак! — сказала она. — Надо, чтобы всем было хорошо. Бедный мой, вы меня расстраиваете, у вас такое несчастное лицо. Вам ведь не хочется признавать, что вы сожгли свой родной дом. Но вы его и не жгли. В последней карточке Лермье написано всего несколько строк. Читаю: «Получил признание мадам Жантом. Оно созналась, что в момент душевного расстройства подожгла мельницу. Я полностью ошибался. Малыш Рене невиновен, но оправится ли он?» Несколько строк, но этого достаточно.
Жантом не очень хорошо за всем этим следил. Потрясло его слово «невиновен», и вдруг произошел давно зревший в нем взрыв. Он бросился на девушку, бешено схватив ее за горло.
— Это я-то невиновен, грязная шлюха! Ты тоже думаешь, что я не могу совершить поджог?
Он потряс ее, бросил на палас.
— Оставь мать в покое. И отца. Это я! Я! Это я! Ах! Ты предпочитаешь молчать… Так-то лучше. Если бы ты знала, кто я есть на самом деле.
Он дал рукам приказ разомкнуться, но безуспешно, и в последний раз сжал ее.
Клер больше не двигалась. Жантом встал, носком ноги отбросил разбросанные карточки, навалился на стол, не без труда дотянулся до телефона и набрал номер людей в белом.
— Алло… Алло… Говорит мистер Хайд.
— Не шумите, — прошептал доктор Стоб.
— Думаете, он нас может услышать? — спросил Дельпоццо.
— Я просто проявляю осторожность. Он приходит в бешенство, когда чувствует, что за ним наблюдают. Видите? Пишет. Пишет часами. Ему дали бумагу, шариковые ручки, и он работает, не поднимая головы, как будто что-то наверстывает.
— А пишет он стоящие вещи? — осведомился издатель.
— Вы сами сможете оценить. Каждый вечер санитар тщательно подбирает созданное им за день. Ну а теперь оставим его.
Доктор Бриюэн в последний раз посмотрел на Жантома. Тот сидел за маленьким столиком у окна спиной к коридору, водил ручкой по листу без колебаний, не делая никаких исправлений, не глядя на лужайку с цветами, по которой прыгали дрозды. Теперь ему наплевать на неистощимую плодовитость Мириам.
— Какая жалость, — проговорил Бриюэн.
— Да нет же, — отозвался директор психиатрической больницы, — уверяю вас, он счастлив.
Все трое отправились в его кабинет.
— Все произошло так быстро, — заметил Дельпоццо. — Когда я уезжал в Лондон, он кидался еще вполне нормальным. Был немного возбужден, взволнован, но мы все давно привыкли к его манерам. И вот возвращаюсь через две недели и узнаю о произошедшей драме.
— Я тоже — признался Бриюэн, — очень удивился. Правда, за последнее время я отметил некоторое ухудшение его состояния. Он и раньше отличался склонностью к самоедству. Так что для его мучителей задача оказалась легкой.
Доктор Стоб пропустил посетителей вперед, указал им на кресла. Те уселись, закурили предложенные сигареты.
— Вы сказали «мучители», — проговорил Дельпоццо. — Их, значит, было несколько? Я мельком просмотрел газеты, там пишут о какой-то банде.
— Именно так, — ответил доктор Стоб. — Подробности я знаю от комиссара Маркетти, он мне все рассказал, когда сюда привезли несчастного Жантома. |