— Скажи ей, что Грейс была вынуждена ехать немедленно, и у меня просто не было времени самой предупредить о том, что планы изменились. Скажи, что у Грейс не было выбора. Она была срочно нужна вдове

— Вдове, — кивая, повторила Милли. Все они хорошо знали вдову.

— Мама не будет возражать, — заверила ее Амелия. – Я уверена, она будет даже рада. Она постоянно пытается отослать меня в Белгрейв. А теперь иди. – Она слегка подтолкнула сестру, но передумала и потянула ее назад. – Нет, подожди. Не сейчас. – Милли сердито посмотрела на нее. – Дай мне минуту, чтобы увести его подальше.

— Чтобы самой уйти подальше, — дерзко сказала Милли.

Амелия сдержала желание хорошенько встряхнуть сестру и вместо этого одарила ее тяжелым взглядом:

— Ты можешь сделать это?

— Разумеется, — Милли явно не понравилось, что она вообще спросила об этом.

— Хорошо, — Амелия коротко кивнула, — Спасибо. – Она сделала шаг, а затем добавила: — И не смотри.

— Вот теперь ты просишь слишком многого, — предупредила ее Милли.

Амелия решила, что нет смысла возражать. Если бы она была на месте Милли, то точно не упустила бы возможности понаблюдать за происходящим.

— Ладно, только никому не говори.

— Даже Элизабет?

— Никому.

Милли кивнула, и Амелия знала, что может ей доверять. Элизабет не могла держать рот на замке, но Милли (если у нее была особая причина для этого) – могила. И поскольку Амелия была единственным человеком, которому было известно, как именно вся коллекция фирменных сигар графа Кроулэнда оказалась залитой водой из чайника (ее мать терпеть не могла сигар, а потому решила, что ей необязательно докапываться до личности преступника)… Ну, скажем, у Милли была весьма весомая причина держать язык за зубами.

В последний раз взглянув на сестру, Амелия помчалась через улицу, стараясь избегать луж, которые оставил после себя ночной ливень. Она приблизилась к Уиндхэму, – все еще надеясь в глубине души, что это не он, – и, наклонив голову, сказала:

— Э–э, Ваша милость?

Он взглянул на нее. Моргнул. Отвернулся и поморщился, как будто это движение было не самым лучшим решением.

— Моя невеста, — просто сказал он и едва не сбил ее с ног своим дыханием.

Амелия быстро пришла в себя, крепко схватила его за руку и прошептала:

— Что Вы здесь делаете? – Она сердито посмотрела на него. Людей на улице было немного, но в любой момент можно было на кого–нибудь наткнуться. — Господи, что с Вашим глазом?

Фиолетовое пятно под глазом тянулось от переносицы до самого виска. Она никогда не видела ничего подобного. Это выглядело намного хуже, чем когда она однажды случайно ударила Элизабет битой для крикета.

Он потрогал ушиб, покраснел и сморщил нос, будто ожидал ее вопроса. Потом снова посмотрел на нее и отвернулся:

— Вы же моя невеста, да?

— Пока нет, — пробормотала Амелия.

Он одарил ее странным внимательным взглядом.

— А я думаю, так оно и есть.

— Уиндхэм, — сказала она, стараясь сменить тему.

— Томас, — поправил он ее.

Она едва не рассмеялась. Сейчас явно было не подходящее время, чтобы позволить ей называть его по имени.

— Томас, — повторила она скорее для того, чтобы он перестал перебивать ее. – Что Вы здесь делаете? – И когда он не ответил, добавила: — В таком виде? – Он непонимающе уставился на нее. – Вы пьяны, — сердито прошептала она.

— Нет, — сказал он, раздумывая об этом. – Пьян я был вчера ночью. А сейчас я нездоров.