Солидно. Мой дед был Эд, и сейчас он Эд. Господь улыбнулся ему несколько раз в жизни, а он не использовал свое счастье до конца. Оставил в наследство моему отцу, и тот тоже не стал его транжирить, сберег. Вот что, по-моему, значит быть Эдом. Ну а Эдди, он легкомысленный, с причудами — двадцать третий, как сейчас говорят. Так что зовите меня Эдди. Или Кастенбаум. Если я вас когда-нибудь выведу из себя, а это наверняка, такое случается и с лучшими из нас, можете на меня прикрикнуть — сердито: Кастенбаум! Так будет в самый раз. А я вас буду звать мистер Уокер. Или Великий Генри. Хотя хотелось бы придумать что-то более яркое. Или звучное, смотря по обстановке. Есть какие-нибудь идеи?
Генри, не останавливаясь, поглядел на коротышку Эдди:
— Идеи? Насчет чего?
— Я так полагаю, по дороге домой у вас было предостаточно времени, чтобы поразмыслить над будущим. Кстати, добро пожаловать домой.
Генри остановился и взглянул на этого человека, и тот остановился с видом огромного облегчения.
— Домой? — вопросил Генри. — Да я просто не знаю, что значит это слово.
Даже залитый солнцем, город выглядел серым, чудовищным, уродливым. Он не мог представить, как станет его частью. Но с другой стороны, он не мог представить себя частью вообще чего бы то ни было.
— Не желаете сигаретку? — Кастенбаум протянул ему пачку. — Сам не курю, но держу для тех, кто курит.
— Послушайте, я вас не знаю, — сказал Генри. — И не знаю, о чем вы толкуете. Или вы окончательно ненормальный, или спутали меня с кем-то другим. А теперь извините, мне нужно идти и искать работу.
— Зачем?
— Затем, что мне нужно что-то есть и где-то спать.
Кастенбаум поднял свой портфель:
— Но у меня уже есть для вас работа. Даже сотня работ.
— Сотня? Зачем мне сотня?
— Ангажементы! — воскликнул Эдди. — На выступления. Сеансы магии. Весь август расписан.
— Что вы имеете в виду?
— Вы знамениты, мистер Уокер. И вам это, конечно, известно.
Кастенбаум опустился на колено, прямо на тротуаре, и аккуратно расстегнул золотистые застежки портфеля. Достал пачку газетных вырезок и протянул Генри, который принялся их пролистывать.
— Тут двадцать одна статья, — сказал Кастенбаум. — Уверен, что их было намного больше.
— Тут все… обо мне.
— Верно.
— Ho…
Генри подумал о Муки и его болтливом языке, о Чарли и всех тех людях, с которыми бок о бок жил и сражался последние четыре года. Он понял, как это произошло.
— Кто вы? — спросил Генри, ожидая услышать какой-нибудь простой, реальный ответ, от которого уляжется его смятение.
Но этого не случилось. Кастенбаум выпрямился во весь своей росточек и гордо выпятил грудь:
— Я ваш импресарио, мистер Уокер.
Теперь Кастенбаум семенил впереди, а Генри шел за ним, влекомый, как магнитом, этим таинственным человеком, а еще — обыкновенным неистребимым любопытством.
— Куда мы идем? — спросил Генри.
Кастенбаум посмотрел вперед, в будущее, и улыбнулся:
— В ваш офис, разумеется.
По дороге Кастенбаум все рассказал ему: как слух о его магических подвигах передавался от батальона к батальону, от дивизии к дивизии и на кораблях, самолетах и подводных лодках достиг берегов Америки. Он сенсация. Горячая. С пылу с жару.
— А в шоу-бизнесе существует только одно правило, — продолжал Кастенбаум. — И это правило гласит: куй железо, пока горячо. Я сообразил, что вы можете крупно заработать на своем заокеанском успехе. Связаться с вами я, конечно, не мог, поэтому подумал, что лучше будет взяться за дело самому. |