— Существует другой проект, да? Они нас опередили. Они достигли приемлемого уровня обогащения.

— Что-то вроде того, — ответил месье Бизонетт. — Но нам нужно ваше сотрудничество.

Конечно. Бюро, должно быть, финансировало собственную исследовательскую программу, лицемеры. Избыточность военного времени. Господи, подумал Фабрикант, сколько ресурсов впустую!

И — надо признать, он был пристыжен тем, что его обошли на финишной прямой, что где-то в другом месте все его проблемы были решены.

Он взглянул на чашку кофе, но аппетит уже улетучился.

— Теперь о самой бомбе, — продолжил Бизонетт. — У вас есть предварительные наброски?

Фабрикант сделал усилие, чтобы прийти в себя. Ну почему прокторы должны всегда лишать человека его достоинства?

— Что-то вроде нуклеарной пушки, — ответил он Бизонетту. — Говорить об этом пока рано, но обычная взрывчатка должна уплотнить обогащённый уран…

— Взгляните сюда, — сказал Бизонетт и протянул ему чертёж в разрезе чего-то, что Фабрикант поначалу принял за футбольный мяч.

— Оболочка содержит вот эти ячейки с взрывчаткой. Ядро — полая сфера из плутония. Я не теоретик, месье Фабрикант, но в документации всё объясняется.

Фабрикант уставился на чертёж.

— Допуски…

— Весьма строгие.

— Не то слово! Вы можете их соблюсти?

— Нет. Вы можете.

— Но это не прошло испытаний!

— Оно сработает, — ответил Бизонетт.

— Откуда вы знаете?

Цензор опять улыбнулся своей таинственной улыбочкой.

— Считайте, что знаем, — сказал он.

Фабрикант ему поверил.

Он сидел один в своём офисе после того, как цензор ушёл. Он был ошеломлён и обездвижен.

Его сделали бесполезным в течение — сколько прошло? — в течение часа.

Хуже того, всё казалось даже слишком реальным. Эти чертежи свидетельствовали о том, что проект будет продолжен; уверенность в этом цензора была несомненной. Атом будет расщеплён; пламя вырвется на волю.

Фабрикант, даже не будучи религиозным в общепринятом смысле, тем не менее содрогнулся от этой мысли.

Они разорвут само сердце материи, думал он, и результатом обязательно будет разрушение. Теологи вели споры о mysterium coniunctionis, мистерии объединения: в Софии Ахамот — мужчины и женщины в идеальной андрогинии; в природе — частицы и волны, несколлапсированной волновой функции; баланс сил а атоме. Баланс, который Фабрикант, как какой-то пагубный демиург, собирался нарушить. И в результате будут уничтожены города, если не весь мир.

Он чувствовал себя как Адам, заключённый архонтами в смертное тело. И здесь, на этом столе, было его Древо.

Его ветви — тень смерти; его сок — елей зла, а плоды его — пожелание смерти.

Последним, о чём он спросил цензора, было «Как далеко это зашло? Бомбу уже испытали?»

«Бомбы нет, пока вы её не построите, — сказал ему Бизонетт. — Испытания мы проведём сами».

Глава седьмая

— До весны, — сказал цензор Бизонетт. — Усмирите город до весны. Мы можем надеяться, что это сделаете?

В его вопросе таилось оскорбление. Саймеон Демарш посмотрел на телефон с кислым выражением на лице.

Это был телефон Эвелин Вудвард, подключённый наконец-то к внешнему миру через какой-то преобразователь импеданса, установленный военными: больше никаких радиотелефонов. Однако трубка, розовая и лёгкая и изогнутая неприличным образом, лежала в руке непривычно.