— Мой дядя здесь? — спросил Говард.

Рут окинула его долгим взглядом, прежде чем ответить.

— Так вот о чём вы думали…

— Он дал мне номер телефона, но не дал адреса. Мне понадобилось много времени, чтобы вас найти.

— Говард… ваш дядя мёртв. Он погиб в лаборатории в ту ночь вместе со всеми остальными. Простите. Я думала, что вы предположили… то есть, он и правда ночевал здесь, но тогда что-то происходило, какая-то важная работа… Вы правда считали, что всё это время он мог быть здесь?

У Говарда перехватило дыхание.

— Я был уверен в этом.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Было такое чувство.

Она снова посмотрела на него, ещё более долгим взглядом. Потом сказала:

— У меня тоже было такое чувство. Сядьте, пожалуйста. Хотите кофе? Нам о многом нужно поговорить.

Глава четырнадцатая

Духовенство Ту-Риверс отреагировало на события того лета организацией того, что получило название Специального Экуменического собрания — группы священников, представляющих семь городских христианских церквей и две синагоги. Группа собиралась в подвале Брэда Конгрива дважды в месяц.

Конгрив, рукоположенный лютеранский священник, гордился своей работой. Он собрал представителей всех религиозных групп в городе за исключением Зала Царства Свидетелей Иеговы и буддистского храма Веданты, который всё равно состоял из одной лишь Анни Столлер и нескольких её друзей, сидящих в позе лотоса в подсобке её магазина самообслуживания. Церкви не всегда находились в хороших отношениях друг с другом, и баптистов, к примеру, по-прежнему было тяжело заставить общаться с унитарианцами, но все они столкнулись с общей опасностью в этом новом мире.

Разумеется, их вера подвергалась испытанию. Конгриву казалось, что теперь он понимает, что чувствовали инки, когда Писарро входил в их города под развевающимися знамёнами — обречённость. Здесь было христианство, но его доктрина была непохожа ни на что, что Конгрив мог себе вообразить — оно даже не было монотеистичным! Бог прокторов царил над космогонией не менее насыщенной, чем Суперкубок, в котором Иисус — лишь один из ведущих игроков. Хуже того, эти фальшивые христиане были многочисленны и хорошо вооружены.

Саймеон Демарш позволил церквям продолжать службы, что подняло дух, но про себя Конгрив считал это словами на стене. Может, он и не погибнет смертью мученика, но, вполне вероятно, станет одним из последних живых лютеран. И даже история не могла его поддержать. История каким-то образом оказалась стёрта.

Лишь его веру в чудеса никто не оспаривал.

Тем временем он собирал воедино христианскую общину Ту-Риверс и пытался придать ей достойный вид. Сегодня вечером обсуждали взрыв на заправочной станции и любопытное явление, которое некоторые при этом наблюдали. Знаки и знамения. Конгрив не стал включать этот вопрос в повестку дня. Это был не тот вопрос, что они могли решить; он лишь усилил бы разногласия.

Вместо этого он поднял более насущный и практический вопрос об украшениях к Рождеству. Подача электричества будет восстановлена к началу следующей недели, а на дворе уже первое декабря — хотя со всеми этими снегами было больше похоже на январь. Группа его молодых прихожан хотела развесить рождественские огни на церковной лужайке. От нескольких цветных лампочек, полагал Конгрив, всем на душе станет легче. Однако рождественская иллюминация — это религиозное мероприятие, а все такие мероприятия, согласно Демаршу, должны быть предварительно одобрены прокторами. И вот здесь возникала проблема. Саймеона Демарша не было в городе; за главного остался неприятный бюрократ по имени Клемент Делафлёр.