— Кто это? — показал на монитор Шон.

Я бросил взгляд на экран и увидел запрокинутое лицо жениха. Глаза у бедняги вылезли из орбит, а всё лицо было залито кровью.

— Просто один парень, — ответил я.

— Что это с ним? — спросил Кевин, когда искалеченный умирающий жених исчез с экрана.

Хорошо, что мальчики не увидели, что у парня оторвало обе ноги. Лишь искажённое ужасом лицо.

Я закрыл файл, извлёк дискету и пояснил:

— Он очень испугался.

— Почему?

— Потому что был на войне, его там ранили, и это… это — страшно.

— Я хочу ещё раз посмотреть, — заявил Шон.

— Нет.

— Почему?

— Потому что нам пора ехать, — сказал я, вставая из-за стола.

Шон кинулся к дверям, а Кевин остался.

— Этот человек умрёт? — спросил он, глядя на меня своими большими голубыми глазами.

— Да, — немного поколебавшись, ответил я, положил руку ему на плечо и попытался повернуть к двери.

Однако Кевин продолжал стоять на месте.

— Пап?

— Да?

— Ты был там… с этим человеком?

— Да.

— И ты не смог ему помочь?

— Нет, — похолодел я, — ему уже никто не мог помочь.

Это была сущая правда. Парень умер через три минуты. Но вопрос Кевина почему-то меня смутил. Да, жениха ничто не могло спасти. Но другим-то я мог помочь. Однако мы не прекращали съёмку.

Кевин кивнул, немного помолчал и продолжил:

— Пап…

— Слушаю.

— Мне кажется, что этот человек не хотел бы, чтобы его снимали.

Я присел на корточки, чтобы мои глаза оказались на уровне глаз моего сына.

— Когда ты показываешь ужасные вещи — например, войну, — люди во всём мире, увидев, насколько это страшная вещь, могут её остановить. Я думаю, что этот человек…

— Где вы, парни, застряли?! — ворвался в кабинет Шон и, бросив на нас нетерпеливый взгляд, побежал к дверям, крикнув на бегу: — Пошли!

— Да, — сказал Кев, двинувшись за братом. — Вперёд!

Я был благодарен Шону за то, что он прервал беседу, поскольку сомневался в убедительности своей аргументации. Однако каков материал! Бьющий точно в цель, откровенный репортаж. И как удачно использован момент!

По возращении в Кандагар группа взбунтовалась, и лишь благодаря моим усилиям съёмки всё же успешно завершились. Но и меня эти события сильно зацепили. Иногда я чувствую себя так, словно в чём-то виноват. Видимо, дело в том, что мне приходится зарабатывать свой хлеб на страданиях и смертях. Да о чём, чёрт побери, здесь толковать! Я даже иногда получаю за это награды.

— Па-а-апа! — орали из прихожей, когда я клал дискету в пластиковый футляр. — Пошли!

«Слезы — это хорошо, — любил говаривать мой первый продюсер Джерри Тумоло. — Слезы хорошо, но кровь гораздо лучше. Немного крови, и все внимание публики принадлежит тебе».

Когда мы продолжили путь, они принялись тыкать пальцами во все попадающиеся нам на пути монументы.

Как только мы съехали с Паркуэй, мальчики завопили:

— Мемориал Линкольна!

Прошла ещё пара минут, и они потребовали:

— Большая картошка фри!

В возрасте двух лет Шон тонко подметил сходство памятника Вашингтону с жареной картошкой из меню забегаловок типа фаст-фуд, и с тех пор величественная пирамида неизменно вызывала у деток приступ веселья.

Затем появился памятник, название которого они забыли.