— Ты помнишь Гейтса? — спросил Саймон, открывая дверцу в следующий денник.

— Нет, не помню.

— Он арендует ферму Уигселл.

— А куда же делся Видлер?

— Он умер. А Гейтс женат на его дочери. У него была маленькая ферма недалеко от Бьюреса.

Что ж, на этот раз Саймону не удалось его подловить. Брет глянул на Саймона: как он воспринял свою неудачу? Но тот, казалось, был полностью поглощен лошадью, которую выводил из стойла.

— В трех крайних денниках помещаются наши новые лошади, которых мы собираемся выставлять. Этот — наше самое удачное приобретение. Ему четыре года. Его зовут Тимбер.

Тимбер был вороной масти без единого рыжего волоска. На лбу у него белела крошечная звездочка и на всех четырех ногах были белые полоски на бабках. Такого красивого коня Брет никогда вблизи не видел. Тимбер вышел из денника со снисходительным видом: казалось, он сам сознавал свою неотразимость и как должное принимал их восхищение. «Какой-то у него притворно-кроткий вид, — подумал Брет. — Может быть, это оттого, что он близко сдвигает передние ноги? Эта застенчивая поза не вяжется с его уверенным взглядом».

— Хорош, а? — спросил Саймон.

Брет не мог не восхищаться статью жеребца, но его смущало это показное смирение.

— Голова у него просто классическая, — сказал Саймон. — И посмотри, как он сложен. — Он провел лошадь по кругу. — И если бы ты знал, какой у него плавный ход!

Брет молча смотрел на вороного коня, по-прежнему обуреваемый смешанными чувствами.

— Ну, как он тебе? — спросил Саймон, не дождавшись от Брета ни одного замечания.

— Он о себе много мнит, — сказал Брет.

Саймон засмеялся.

— Это верно. Но у него для этого есть основания.

— Да, красавец, ничего не скажешь.

— Не только красавец. Ездить на нем — сплошное наслаждение. И прыгает как бог.

Брет подошел к коню и погладил его по шее. Тот принял ласку с удовлетворенным, но немного скучающим видом.

— Ведет себя, как знаменитый тенор.

— Тенор? А, ты имеешь в виду его самодовольство. — Он посмотрел на коня как бы свежим глазом. — Да, он о себе очень высокого мнения. Я как-то об этом не думал. Хочешь прокатиться?

— С удовольствием.

— Ему надо размяться. Его сегодня еще не проезжали.

Саймон подозвал конюха.

— Артур, оседлай Тимбера.

— Сейчас, сэр. Мундштук?

— Нет, один трензель.

Конюх ушел.

— У него шелковый рот, — сказал Саймон.

«Не хочет, чтобы шелковый рот рвал удилами грубый ковбой, — подумал Брет. — Или тут что-то другое?»

Пока седлали Тимбера, они осмотрели двух оставшихся лошадей. Одна была гнедая кобыла с красивой головой и хорошей формы крупом, но чересчур длинной спиной («Два хороших конца компенсируют неважную середину», — заметил Саймон). Звали ее Скапа. Последним был жеребец Шеврон ярко рыжей масти и прекрасных статей, но с беспокойным взглядом.

— А ты на ком поедешь? — спросил Брет, увидев, что Саймон заводит Шеврона обратно в денник.

Саймон задвинул засов и обернулся.

— Я думал, тебе хочется прокатиться одному, — сказал он. Брет не нашелся, что ответить — такой удачи он просто не ожидал. Саймон тем временем продолжал:

— Только не давай ему очень перегреваться, а то он опять вспотеет после того, как его вытрут насухо.