Только вместо ржавой горки и скрипучих качелей здесь установили разноцветную пластиковую конструкцию со множеством лесенок. Рябину у подъезда срубили, на ее месте теперь рос куст боярышника. На скамейке, как и много лет назад, восседали благообразные старушки, только, наверно, дочери тех, прежних. Круто сбегавшую вниз, к подъезду, дорожку расширили, снабдили перилами. Должно быть, бабулькам зимой больше не приходится корячиться на ней, рискуя свернуть себе шеи. И даже запах был тот же — старого дома, прибитой пыли и липовых листьев. Запах детства.
Алеша распахнул перед ним тяжелую дверь подъезда, знакомо скрипнувшую «Гдееее?», и Леня, едва сдерживая свербившее в груди тоскливое чувство, ступил на заплеванную лестницу.
— Как Васнецовы? — спросил он, кивнув на дверь квартиры в первом этаже.
— А, здесь теперь офис, — махнул рукой Алеша. — Половины старых жильцов уже нет, тут же нынче элитный район. Но мы держимся, и Варакины, и Головлевы с пятого. В общем, увидишь.
Старый лифт, натужно взвыв, поднял их на этаж, и Алеша уверенно надавил на дверной звонок. Леонид чувствовал, как бешено стучит в груди сердце. Пожалуй, он переоценил себя — все эти свидания с прошлым тяжеловаты оказались для немолодого продюсера.
Дверь распахнулась, и голос Марианны пропел:
— Привеееет!
Алеша отступил в сторону, и на Леню глянули знакомые веселые кругло-карие глаза. Марианна — подтянутая моложавая женщина в элегантном брючном костюме, с тщательно уложенной короткой стрижкой — широко ему улыбнулась, словно прибывшему погостить дорогому родственнику. «Да что они, сговорились, что ли?» — досадовал про себя Леня. Кажется, легче было бы пережить это возвращение к истокам, если бы домочадцы упорно не делали вид, что между ними в прошлом не было никаких размолвок и взаимных обид.
Он шагнул вперед, целомудренно коснулся губами ее щеки и заметил все-таки, как нервно дрогнули ресницы и сжались губы выдержанной и неприступной бизнес-леди. Что ж, хотя бы тут не все так гладко и отлакированно. Марианна, значит, не забыла…
По коридору уже спешила мать. Подлетела, повисла на шее, причитая в своей вечной восторженной манере. Затем едва успевшего раздеться Леонида повели на обязательную церемонию представления бабке.
Валентина Васильевна, сморщенная, почти слепая, с достоинством возлежала в своей спальне, словно вдовствующая королева, принимая посетителей. Лариса, подхватив Леонида под руку, подтащила его к кровати и прощебетала:
— Мамочка, посмотри, кто приехал!
Валентина Васильевна нашарила на столике очки с толстенными стеклами, водрузила их на нос и, щурясь, вгляделась в застывшего перед ней Леонида.
— Ленька, что ли? — недоверчиво спросила она.
— Ну, конечно, мам, — радостно закивала Лара.
— Подойди! — благосклонно произнесла Валентина Васильевна.
Леонид подошел ближе и быстро коснулся губами лба старухи.
— Ну что там, Америка твоя, когда бомбу на нас сбросит? — цепко ухватила его за запястье костлявой рукой старуха. — А? Отвечай!
— Бабуль, ты что? Какая бомба? — опешил Леня.
— Атомная, какая же еще. Ты из меня дуру-то не делай, — завелась старуха. — Я все ваши бандитские планы знаю…
— Бабушка, Леня тебе все про бомбу позже расскажет, дай ему хоть перекусить с дороги, — заверил старуху заглянувший в комнату Алеша и шепнул брату: — Не обращай внимания, она в последние годы того, — он незаметно покрутил пальцами у виска. — Ей все войны мерещатся. То бумажек настрижет и окна крест-накрест заклеивает, то сухарей насушит и зашивает в подушки. |