Юля замотала головой, словно отгоняя наваждение:

– Да нет, это я так, под впечатлением… Мне показалось… – И уже полностью обращаясь только к Жене:

– Значит, так, господин Крымов, ежели начнете при мне за столом про некрофилов рассказывать, я прямо тарелкой в…

– ..харю? – расхохотался Крымов, увлекая Юлю за собой. – Хватит болтать, и не делай таких страшных глаз.., ну груб я, груб, что ж с того? Некоторым женщинам это даже нравится…

И он легонько подтолкнул ее к запорошенному снегом крыльцу.

– Ну что же вы, Сережа? – Она прикрыла глаза. Эта кудрявая и раскормленная шлюха ожидала от жизни – в лице этого крепкого на вид и сильного самца – новых наслаждений.

И вдруг, увидев, что представляет собой ее партнер в сексуальном смысле, тихонько и дробно, как заведенная кукла, мелко засмеялась. Хохотнула. Затем еще громче, и через минуту уже хохотала, трясясь всем своим дородным и белым телом, от чего дрожали мелкой дрожью все нежные складочки на ее животе и колыхались ослепительные, с бледными большими и размытыми сосками, груди. А влажный рот, который он собирался осквернить прямо в ресторане, в курительной комнате, когда там никого еще не было, теперь не вызывал в нем ничего, кроме отвращения…

Перешагнув через упавшие с него расстегнутые брюки, он медленно стянул с себя свитер, белье и, оставшись совсем голым, вдруг кинулся на хохочущую перед ним молодую женщину и задушил ее. На это ушло не больше нескольких десятков секунд. Асфиксия. Быстро и чисто.

И вот теперь, когда она прекратила свой дикий хохот и превратилась из сильной и нахальной девки в безвольную тряпичную куклу с вытаращенными глазами, у него внизу живота возникла жизнь. Словно кто-то невидимый взял его за воспаленную, набухшую плоть и потянул за собой на постель, на эту женщину, вернее, на то, что от нее осталось…

Но она была еще теплая, почти горячая, а губы ее пахли коньяком. Подмышки источали кисловато-хлебный запах пота.

– Сейчас тебе будет хорошо… Отверни головку, вот так…

Он вошел в нее, и животный инстинкт задвигал его телом, неистово жаждущим власти над этой остывающей плотью.

Иногда он оборачивался к висящему на стене зеркалу, чтобы увидеть себя в движении, и появившаяся перед ним эротическая картинка восхищала его своей достоверностью. А ведь это был не он, это был другой мужчина, который так же, как он, жил в этой квартире и смотрел на него из зеркала. Они были очень похожи внешне, но сильно отличались характерами. Один довольствовался жизнью, которую вели подобные ему существа, живущие через стенку, в соседнем доме, на соседних улицах этого города, равно как и в сотнях других городов, а другому выпала высокая миссия решать чьи-то судьбы, отправляя женщин в черный тоннель, зовущийся у простых смертных СМЕРТЬЮ. Ведь на то они и были смертными, чтобы умирать. Но КОГДА им отправляться к своим умершим предкам – знал только один человек во всем городе. У него не было постоянного имени и постоянного места жительства. Он менял и первое, и второе, в зависимости от степени опасности, нависшей над ним и связанной с его миссией.

И когда другой, глядя на него, комфортно расположившегося в зеркале, говорил ему в глаза, что его действия – никакая не высокая миссия, а кровавая дань ненависти к женщинам, которые насмехаются над его мужской немощью, то первый, оскорбляясь, уходил в тень, не считая нужным отстаивать свое мнение. И тогда наступал перерыв для его жертвоприношений. Ведь нелегко, находясь в одной квартире с не понимающим тебя существом, поддерживать в себе силы и дух для дальнейшего исполнения миссии.

Хотя впоследствии они мирились и вместе, понимая всю ответственность и серьезность дела, закапывали трупы, уничтожали вещи жертв.