Или у нас нет будущего? Я не хочу так думать. Не могу себе позволить. Но мысли лезут и лезут. Девятнадцатилетняя мать, оставившая умирать свою девятимесячную дочь… Служитель порядка, сломавший подростку ногу за то, что тот попал в него снежком… Насилие, смертоубийство, унижение, дикая брань. Агрессия на каждом шагу (это бросается в глаза с первой минуты после возвращения на родную землю)… Гражданская война? И сколько она будет длиться? И что потом? Вопросы…
Теперь только счастье?
Мы любим, чтобы все, как в сказке, хорошо кончалось. Помучились-пострадали герои, а потом зато все у них загляденье! Да — все загляденье! Потому что жизнь — загляденье. Успеть бы налюбоваться! Но были и в эти годы в моей жизни тяжелейшие испытания, какие, по справедливости, не должны, наверное, проходить люди, живущие в уважающей себя стране. Были чудовищные события, связанные с крушением последних иллюзий. Я написала о них в романе «И в сотый раз я поднимусь», который не раз тут упоминала. И если к каким-то, пусть болезненным, воспоминаниям мне пришлось в этой книге вернуться, то есть события, на которые я оглядываться больше не хочу. Мы их прожили, пережили и идем дальше. Одно скажу. Государству имеет смысл искать опору в людях, стойко переживших определенные трудности и оставшихся достойными людьми. Но если ставить под угрозу само существование таких людей, если уничтожать последнюю надежду, то с кем ты останешься, государство? И кто тебе поможет? Для меня объяснением многому тому, что сейчас происходит с нами, служат слова протоиерея Дмитрия Орлова, написанные мне 11 ноября 2005 года: «Еще приходят мысли о том, что такие знаковые несчастья говорят о нашем сегодняшнем мире. Что и все мы своими грехами привлекаем в наш мир диавола, часто дружим с ним, имеем с ним общие дела. Мы привыкаем к нему, а ему хорошо с нами. Какой мир мы оставляем детям».
Любовь
В одну из последних наших встреч папа сказал мне: — Вот говорят — любовь… А я прожил жизнь и так и не знаю толком, была ли она, любовь, какая она. И еще он сказал: — Ты рождена для любви. Я запомнила папины слова, как и все, что он говорил мне, и стала думать: а была ли в моей жизни любовь — та, для которой я рождена? И вот своим детям я могу сказать: да, я знаю, что это такое. Я люблю своего мужа. Сейчас это любовь много перестрадавшего человека, который отвечает за свои слова. Да, люблю. И принимаю таким, каким он есть. Я глубоко уважаю своего мужа и во многом его пример поддерживает меня. Не одному ему Бог дал особую одаренность. Но вот такую любовь к учению, такую работоспособность я больше, пожалуй, ни у кого за всю свою жизнь не встречала. Достаточно посмотреть его репертуарный лист — он уникален. Что бы ни случилось, как бы он ни устал, я знаю: он будет работать, узнавать новое, меняться… Однажды в Лейпциге, в отеле, я разговорилась с мамой одной молодой американской оперной певицы. Они прилетели на гастроли втроем: артистка с десятимесячной дочкой и мамой, чтобы было кому помочь с ребенком. Приветливая крупная темнокожая женщина держала на груди уютно спящего в ее объятиях младенца. Она первая заговорила со мной, принялась расспрашивать о семье, детях. Я поделилась своими волнениями (какая мать спокойна за своих деток?). И вот эта прекрасная бабушка, выглядевшая воплощением любви, сказала мне фразу, которую я никогда не забуду: — Маленьких детей мы держим на руках. А больших — в сердце. Да! Так и есть! Вы в моем сердце, мои дорогие дети. И к вам я чувствую не только любовь, но и большое уважение. Вы способны на благородные и отважные поступки, которые только и делают человека человеком. |